Непутёвые заметки. Повороты судеб.

Непутёвые заметки. Повороты судеб.
Продолжение цикла рассказов- повестей от Алексеича.


Верочка

Предисловие
Давно хотелось  рассказать о судьбах тех, кто меня окружал и продолжает окружать в течение долгих трудовых лет. На мой взгляд, жизненные истории  реальных людей куда интереснее книжных романов. Почему? Да потому, что они происходили наяву. Непридуманные переломные моменты ощущаются намного острее, а чужую боль переживаешь как свою. На сегодняшний день биографии этих людей стали частью истории, чем я и делюсь со своими верными читателями. Учитывая биографичность нижеописанных событий, все имена сознательно изменены. Вымыслом являются лишь внутренние переживания героев. Сама идея написания вынашивалась долго, но план рассказа и форма подачи материала попросту приснилась. Осталось лишь открыть глаза и спешно законспектировать  увиденное в свой черновик.


 Знакомство с Верочкой  
Если сказать словами Джозефа Аддисона, то основные составляющие счастья таковы: «Человек должен над чем-то трудиться, кого-то любить и на что-то надеяться».
Вот и Верочка постоянно трудилась над своей внешностью, любила собственного мужа и надеялась, что так будет всегда.

О таких коллегах завистники говорят кратко – «Жизнь удалась»!  Со стороны казалось, что дорога судьбы у Верочки действительно была прямой и накатанной, как скоростная трасса. Единственная дочь у обеспеченных родителей, вышла замуж за предпринимателя, родила ему, пусть и поздно, но двоих детей. Жилищных проблем, как и проблем другого плана не знала. Но, всё же, имея на руках диплом об окончании медицинского училища, устроилась работать медсестрой в учреждение закрытого типа.

Во-первых, странный выбор, скажете Вы. А во-вторых, не каждый мужчина согласится, чтобы его жена работала даже в обычной больнице. А здесь – зона строгого режима! И надо отдать должное мужу Верочки, который дал добро на каждодневное общение с людьми, преступившими закон, и теперь отбывавшими серьёзные срока за совершённые тяжкие преступления.

Запись в трудовой книжке оставалась единственной, стаж работы уже приличный, хотя на внешности женщины это никак не отражалось! И всё бы шло своим чередом, но впереди  обозначился поворот, круто изменивший её судьбу.


Утренняя вводная
Сегодня у нормальных людей выходной, а мне, как и Верочке, предстоял ранний подъём, ввиду запланированного начальством  дежурства. Но я продолжал неподвижно лежать на своей кровати и бесцельно смотреть в потолок.

Прошло ещё совсем мало времени после трагической гибели  Женьки Пеленёва – молодого инспектора отдела безопасности, которого убило током во время проведения плановых обысковых  мероприятий на промзоне учреждения.

От переполнявших эмоций и ненависти к виновным не спалось. Грудь сдавливало, словно прессом, ком подкатывал к горлу, а в голове вертелся один и тот же вопрос: «Почему»?!
Предутреннюю тишину разорвал телефонный звонок, который именно сейчас показался особенно резким и неприятным. От неожиданности я вздрогнул.  Оперативный дежурный срочно вызывал в медсанчасть без объяснения причины.  

– Опять ни свет – ни заря звонят! –  пробурчала сквозь сон жена, переворачиваясь на другой бок.

На проходной довелось столкнуться с заместителем начальника по тылу. Несмотря на ранний час и недавние трагические события, он пребывал в каком-то эйфоричном состоянии.
– Алексеич, не грусти. Сейчас зайдёшь в зону и сам захохочешь.
С этими словами он стремительно исчез за неуклюжей «вертушкой», сделанной по заказу «местными умельцами».


Моё плохо скрываемое недоумение вмиг сменилось на гнев, когда узнал истинную причину, по которой был выдернут из дома. Как оказалось, жулик из «хозобслуги» накормил пять коров – пломбиром!!!  А меня вызвали для оказания помощи священным где-то животным…
Здесь надо бы сделать небольшое лирическое отступление и дать пояснение. Откуда в мужской зоне строгого режима мороженое, да ещё в таких количествах?! Существует понятие, как гуманитарная помощь. В нашем учреждении такая помощь была очень распространённым явлением, а потому «загоняли внутрь» большие партии мороженого, грузовиками завозили  торты местного кондитерского цеха,  шоколад в огромных плитах. Однажды даже партию арбузов в столовую разгрузили.

…Вместо оказания помощи коровам, пришлось спозаранку долго объяснять  оперативному дежурному различия в функциональных обязанностях фельдшера и ветеринара. После эмоциональных разъяснений все силы тыловой службы были брошены во имя спасения говядины! Увы, тщетно.

Возможно, позже я неоднократно  и с аппетитом буду за обе щёки уплетать мясо вынужденного забоя, искусно приготовленное в офицерской столовой подневольными поварами. А пока не выспавшийся ветеринар крикнул мне вдогонку довольно язвительную фразу:
– Ну, не хотел обслуживать коров, тогда иди и встречай «тёлку»! Тебя на КПП уже медсестра заждалась!

Язвить спозаранку не было никакого желания, и я, молча, проследовал на проходную, где в ожидании сопровождения внутрь зоны, меня действительно дожидалась сотрудница. А над всей зоной голосом оперативного дежурного прозвучала команда «Подъём!» и последовала мелодия, которую ненавидели всеми фибрами своей души не только осужденные, но и сотрудники.

Лёха по кличке «Привет»
Прозвучавшая команда «Подъём», заставила осужденных спешно сбросить одеяла и покинуть свои многоярусные спальные места. За утренней проверкой последовало стандартное умывание, завтрак и развод на работу, через обязательный, унизительный обыск, который за долгие годы «отсидки» стал неотъемлемой частью длинного каждодневного церемониала. Если бы не работа, то можно было сойти с ума от однообразия, поскольку из окна отряда конец срока становится, попросту, необозрим и недосягаем.

До освобождения Лёхи оставались считанные месяцы. Именно в это время у осужденных могут возникать нервные срывы. Многие из них бояться неопределённости, не решаются выходить «за забор», но не в случае нашего героя. Он спешил домой, так как состояние его матери заметно ухудшалось, мысленно торопил время, остававшееся до заветного часа, и, даже молился в местной церкви, построенной на территории жилой зоны. Стоя у иконы, сын просил здоровья для единственного родного человека.

Накануне вечером им было написано письмо со словами поддержки. Чуть ниже по тексту зоновский цензор мог бы в очередной раз прочесть раскаяния о содеянном и мольбы прощения, за то, что оступился, пошёл по тропе криминала и тем самым ещё больше подорвал и без того пошатнувшееся здоровье своей матери. А в завершении просил потерпеть ещё чуть-чуть. Скоро он выйдет на свободу и уж тогда все невзгоды точно будут позади.
Свёрнутому пополам листу бумаги предстояло целых два дня лежать без движения, ввиду предстоящих выходных. Затем письмо будет ждать своей очереди, дабы быть прочитанным местным цензором, и лишь спустя несколько дней его заклеят и отвезут на почту. И это тогда, когда слова поддержки нужны матери именно сейчас?!

Мысли лихорадочно закрутились в голове сидельца:
– Кто сегодня дежурит? Так, Алексеич и Верочка.  Если с этим несговорчивым фельдшером номер не пройдёт, даже за деньги, то с медсестрой, пожалуй, стоит поговорить, надавить на жалость, ведь она женщина и должна меня понять. Только надо улучить удобный момент, и я это сделаю.

Его природный инстинкт, искусственно подавляемый в стенах учреждения, вновь проснулся:
–  Верочка… да, пожалуй, Верочка – самая эффектная женщина медсанчасти. Недавно сшитая военная форма, как ни у кого, подчеркивала выдающиеся изгибы её фигуры. Уверен, что не только я, но и многие другие «зеки» неоднократно воображали себе, что спят с ней в одной «шконке» ночью, и мысленно раздевают глазами днём, глядя ей в след.

Вернувшись в действительность Лёха осмотрелся, поправил после очередного досмотра казённую одежду и неосознанно ощупал «феску», на дне которой притаился конверт, готовый незаконно покинуть запретную территорию.

Камера наружного наблюдения зафиксировала, как осужденный Вагапов проследовал привычным маршрутом к лестнице, ведущей в медсанчасть учреждения, и открыл дверь.


Не судите, да не судимы будете!
Часом ранее заспанная Верочка уже допивала на ходу традиционный утренний кофе, и, проходя мимо спальни, разочарованно взглянула на своего суженого.
Обрюзгший, храпящий, преждевременно лысеющий мужчина возлежал на брачном ложе, раскинув конечности. Крупные капли пота выступали на его лице, немногочисленные волосы намокли и слиплись, а на подушке, в области затылка кольцами проступали пятна сырости.
– И как я могла его полюбить? – сокрушалась Верочка. – А вообще, любила ли? И при этом успела родить ему двоих детей! Не припомню, когда он в последний раз выполнял свои супружеские обязанности, так, от случая к случаю. Живём в полной гармонии – он не просит – мне не надо. Кто-то из моих подруг сказал: «В первый год молодожёны живут как любовники, спустя несколько лет – как брат и сестра, а потом как сестра и сестра». – Только вот проблема, моя «сестра» ещё и старшая, как по духу, так и по возрасту. Молодость уходит, а  большого чувства нет. Перед подругами стыдно. Так, стоп! Похоже, со временем я начинаю жалеть не только о тех грехах, которые совершила, но и о тех, которые не успела совершить.
С этой мыслью Верочка взглянула на настенные часы и осознала, что пора выходить на работу.

– То ли дело Лёха по кличке «Привет». Вот это мужчина! – пронеслось в женском мозгу сравнение и мысли зароились с удвоенной силой. – Это наш осужденный, который около полугода назад попал в медсанчасть с пневмонией, да так постепенно и остался работать в качестве дневального. А почему «Привет»? Перед началом лечения он сдал серию анализов, в том числе и мочу, посмотреть на которую, к микроскопу лаборантки, выстроилась целая очередь из числа сотрудниц. Через окуляр микроскопа на исследователей весело поглядывали скопления сперматозоидов. Так и прижилась эта кличка. Действительно Лёха очень хорошо помогал тяжелобольным осужденным, находящимся на стационарном лечении, как только самому стало немного лучше. Позже выяснилось, что ему долгое время пришлось ухаживать за своей родной матерью, а поскольку статья не была тяжёлой, и до конца срока оставались считанные месяцы – оперативники дали разрешение для работы в медсанчасти в качестве дневального. А ещё привлёк и обратил на себя внимание персонала тот факт, что от Лёхи не пахло «нуждой», как говаривала старая медсестра. Его форменная одежда всегда была безупречно чистой и отутюженной, волосы аккуратно подстрижены, лицо идеально выбрито, а когда он стоял рядом, то от тела исходил лёгкий, но в тоже время благородный аромат мужского парфюма, пробуждающего желание. Хоть и роста он был чуть ниже среднего, но широкоплечий и мускулистый. Про таких бабоньки привычно говорят: «В корень ушёл!» А на видимых участках тела напрочь отсутствовали зоновские татуировки. При всей кажущейся серьёзности Лёха обладал мягким покладистым характером. Минус всё же был – он моложе меня лет на десять, если не больше.

Хотя от дома до КПП было не более ста метров, Верочка в очередной раз оглядела себя перед зеркалом, и, поправив выбившийся из причёски непослушный локон, собралась к выходу. По пути поцеловала спящих детей и аккуратно прикрыла за собой дверь…

Вынужденная мера
Пока я шёл на КПП навстречу Верочке, вспомнил факт, о котором хотелось бы упомянуть.
В один из сложных периодов, для руководства, отток кадров из зоны строгого режима значительно превысил количество лиц, желающих поступить на службу.  Договорённость с местным военкоматом, поставляющим новых сотрудников, уже не помогала, а посему, с целью сохранения пресловутого рейтинга, была реализована безумная идея – аттестовать женский персонал учреждения. Всем вольнонаёмным, у кого позволял возраст, одели погоны!
Женщины преобразились. На них  стали смотреть по-новому как сослуживцы, так и осужденные. Каждая представительница прекрасного пола стремилась к профессиональной «реконструкции лица по черепу», нанося безупречный ежедневный макияж. Многие дамы сделали выбор в пользу индивидуального пошива форменной одежды, с целью акцентирования внимания «где надо»  и одновременно скрыть имеющиеся недостатки нестандартной фигуры.

Верочке скрывать было нечего. А то, что военная форма подчёркивала – становилось главным предметом обсуждения у мужчин, как в дежурке, так и в многочисленных курилках.
В какой-то период её даже вызвал начальник оперативного отдела, для профилактической беседы на тему «облико морале», так как количество носимых золотых украшений, косметики и прочих женских секретов обольщения, в общей массе превышало вес самой форменной одежды. Надо признать, что в последнее время с момента аттестации, Верочка действительно следила за собой с чрезмерным усердием.

Вот и сейчас, несмотря на субботнее утро, она стояла на проходной в полной боевой раскраске, хотя в медсанчасти из сотрудников был лишь я.
В выходные дни обязанность по охране за слабым полом становилась уделом пола сильного. Короче, я как шестикрылый Серафим должен был «летать» по зоне, выполняя свои прямые обязанности, и в тоже время неусыпно блюсти за находившейся в стационаре дамой.
– Доброе утро! – произнесла она, едва дверь проходной открылась, и на пороге материализовался я.
– Приветствую, Верочка! Как дела? Чем сегодня будешь заниматься? – задал ей дежурный вопрос, дабы скоротать время ходьбы от КПП до дверей медсанчасти.
– Игорь Иванович просил найти для сравнения в архиве рентгеновские снимки тех осужденных, которым выставили свежий туберкулёз на последнем флюорографическом исследовании. Скоро главный фтизиатр в зону пожалует. Сам ведь знаешь, так чего углубляться. А на первый вопрос вообще отвечать не хочу.
– Извини, не буду бередить душу. Но тебя придётся закрыть в кабинете, строгий режим всё-таки. А мне на приём в штрафной изолятор пора.
– Я сама закроюсь.

С этими словами Верочка упорхнула в мрачное, пахнущее сыростью и реактивами помещение, одновременно давая понять, что и без того короткий диалог окончен.
Я, молча, отодвинул плотные шторы, включил настольную лампу, наверное, времён самого профессора Преображенского, по привычке обошёл неуютный кабинет и, убедившись в отсутствии посторонних, оставил сотрудницу корпеть над старыми бумагами и ворохом снимков. С показным старанием входная дверь за мной захлопнулась, а звук удаляющихся каблуков проинформировал о намерении Верочки незамедлительно приступить к работе.


Сам себе – «Голова!»
Приём потенциальных пациентов в штрафном изоляторе всегда начинался после символичной передачи ключей заступившей оперативной группе. Но сегодня новая смена медлила с обыском, соответственно и я простаивал. В этот момент в медкабинете зазвонил телефон внутренней связи, и дежуривший начальник оперативного отдела задал мне краткий вопрос:
– Ты сегодня в камуфляже?
– Конечно, Вы же сами говорили, что  дежурная смена всегда должна быть одета…
– Я помню, что говорил! – жёстко оборвал начальник. – Зайди срочно и захвати с собой ещё пару таких же, «умников»!
– Есть, товарищ полковник!

Не задавать лишних вопросов – правило, которому я следовал неукоснительно с самого первого дня службы в зоне. В кабинете начальника разговор был предельно кратким и сводился к постановке приказа:
– Так, бойцы, моя машина у КПП. Водитель в курсе. Он и отвезёт и вернёт вас обратно. Вопросы есть?!
– Товарищ полковник, у меня осталась женщина в санчасти… – пытался возразить я.
– Не перебивать, когда начальник задачу ставит! Я сам себе – «Голова». Раз вопросов нет, в машину шагом марш!!! Разберемся мы как-нибудь с твоей… женщиной, Как её… Верочка… кажется.


У семи нянек «дитя» без глаза 
А в это время Лёха-«привет», минуя регистратуру медсанчасти, проследовал в подсобное помещение и достал оттуда комплект уборочного инвентаря, затем тенью проскользнул на лестницу, ведущую во внутренний дворик к рентгенкабинету.

Пластилиновая печать на косяке была сорвана, а старая, но прочная дверь действительно оказалась заперта изнутри. Постояв немного в нерешительности, осужденный всё-таки приступил к реализации своего плана:
– Вера Ивановна, пустите уборку в кабинете сделать.
– Вагапов?! – узнав по голосу, произнесла медсестра. – Тебе же одному нельзя сюда спускаться.
– Да, но и Вы не должны без охраны здесь находиться. Так что мы с Вами оба сейчас нарушаем установленные правила. Мне начальник медсанчасти приказал за выходные влажную уборку провести, так как фтизиатр из области приехать должен. Откройте, пожалуйста!
– Ты один?
– Конечно один.

После раздумий Верочка открыла дверь и впустила внутрь дневального, который поначалу переминался с ноги на ногу, удерживая в руках ведро, перчатки, тряпки, лентяйку и моющие средства. Закрыв за вошедшим осужденным дверь, она произнесла:
– И я тоже к приезду фтизиатра готовлюсь. Выбираю нужные снимки, провожу сверку в журналах. А ты чего на уборку и без воды?
– Здесь налью, в лаборантской, – и Лёха кивнул головой в сторону маленькой замшелой комнатки, из которой неистребимо пахло химреактивами.
– Сейчас, только воду помогу открыть, – сказала Верочка и зашла внутрь замкнутого пространства. – Представляешь, сколько раз говорили начальству про еле живой водопроводный кран, а нам отвечали, что ремонта в помещении не будет вовсе, так как рентгеновский аппарат давным-давно выработал свой ресурс и по документам списан!
Преграждая собой дверной проём, в крохотную комнату вошёл дневальный. Дослушав известную историю до конца, он тихо произнёс:
– Вера Ивановна, я… Я хотел спросить Вас о небольшом одолжении…
Холодная вода тонкой струйкой, по предательски медленно, наполняла оцинкованное ведро, усиливая тем самым создавшуюся и без того неловкую ситуацию.
– У меня мама болеет, ей бы письмо передать. Она ждёт моей поддержки, а я освобожусь только через три месяца.

Боясь отказа, Лёха спешно достал конверт, перепрятанный из «фески» за пазуху, и вложил его в руки Верочки. Всё ещё, не веря в реальность происходящего, он продолжал удерживать её нежную руку своими крепкими ладонями. В какой-то миг, от внезапно накатившего возбуждения, он почти прошептал:
– Верочка, пожалуйста, сделайте это для меня, Вы ведь такая необыкновенная, добрая, чуткая…


Свято место пусто не бывает
Спустя несколько минут после разговора с начальником оперативного отдела, служебным «УАЗом», все трое «умников» были доставлены прямиком в ОВД, попросту говоря в милицию, где нас уже поджидали. Сопровождающий сотрудник спешно проводил гостей в подвальное помещение с уже знакомым специфическим ароматом, состоящим из спёртого воздуха, испражнений, немытых тел и заношенной одежды…

Всего через пару-тройку метров впереди идущие офицеры упёрлись в череду отсекающих решёток. Так и есть – изолятор временного содержания.
Нам предложили пройти в допросную комнату с привинченными к полу столом и стульями. Завершили череду входящих следователь и адвокат, которые и приподняли завесу всей таинственности и спешности.
– Мужики, – начал представитель Фемиды. – Вы наверняка знаете… знаете, что в последнее время в городе участились случаи изнасилования. Весна всё-таки… всё-таки. Обострение у маньяков всяких. Так вот… так вот, на днях был задержан подозреваемый, скрывавшийся в окрестностях города. Своё очередное и, к счастью, последнее изнасилование он совершил в лесу, где напал на женщину… женщину, которая шла коротким путём в дачный посёлок. Она должна сейчас опознать его, а вы… вы – «подсадные». Поскольку эта сволочь была в камуфляже… в камуфляже, то пригласили вас, в похожей одежде. Но для большего сходства с подозреваемым, вам необходимо быстро оторвать все шевроны… шевроны, снять погоны и прочие знаки… знаки отличия. С вашим руководством мы договорились… договорились и согласие получено. И ещё одно маленькое дополнение – насильник действовал молча… молча, на лице была одета маска, поэтому попрошу вас тоже спрятать лица и помалкивать. А когда потерпевшая попросит что-то сделать… сделать, то и сделаете. Понятно?!

– Контуженый «следак», что ли? – пронеслось в голове. – Манера общения очень странная. А сам вслух произнёс другую фразу:
– Минуточку! Так уж и всё выполнять? Если это маньяк-насильник, то наверняка женщина запомнила его не только по глазам-щёлкам, а по тому органу, что маячил в прорехе расстёгнутой ширинки. Не так ли? Давайте сразу «на берегу» оговорим, если попросит штаны расстегнуть – мы обязаны и это выполнять?!
– А вдруг наши органы ей больше понравятся, что делать? – поддержали приехавшие со мной офицеры.
Женщина адвокат даже как-то неестественно крякнула, толи от неожиданности, толи от воображаемой сцены, представляющей из себя, целую шеренгу стоящих мужиков, со спущенными штанами, вдоль стены тесной допросной, и сказала:
– Я об этом не думала!
Затем, собравшись с мыслями, добавила ещё:
– Хватит шутить, раздевайтесь… Э-э-э,…то есть, я хотела сказать становитесь!
Уже через минуту ввели неприметного, слегка сутулившегося светло-русого мужчину средних лет, озирающегося по сторонам и вздрагивающего от любого шороха в помещении.  Под левым глазом красовалась свежий синяк.
– Не иначе как упал на кулак при задержании! – подумал я. –  Интересно было бы на его теле подобные гематомы посчитать… Стоп. Я же сюда прибыл не для снятия побоев, а с целью опознания.

На Вовчика, как его называла адвокат, надели маску и поставили слева от меня. Его трясущееся мелкой дрожью плечо тесно прижалось к моему, а своим правым боком я продолжал подпирать ноздреватую и холодную бетонную стену «казённого дома». Должен сказать, ощущение не из приятных!

Без промедления ввели жертву насильника. Сквозь разрез омоновской маски было отчётливо видно, каких трудов стоило женщине собрать всю волю в кулак. Она схватила видавшие виды дамскую сумочку с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Потерпевшая, молча, пробежала глазами по строю мужчин и безошибочно узнала своего обидчика.

– Интересно, а бывали случаи, когда потерпевшие ошибались? И что было с «подставными»? – подумал я, подписывая тем временем обязательные для этой процедуры бумаги.
– Ну, что, Вовчик! – обратился к насильнику следователь. – Свято место пусто не бывает! Будешь зону «топтать». Тебе даже далеко «по этапу» идти не придётся, ведь зона на соседней улице!
Возвращались на дежурство в полной тишине.  Каждый думал о своём, а может, наоборот, об одном и том же?  Как, возможно, после приговора суда, этого насильника действительно привезут к нам, где его будут до конца смехотворного срока охранять, кормить, одевать, а если надо, то и лечить…  

О том, как он будет строчить жалобы прокурору по надзору на невыносимые условия содержания, рукоприкладство и унижение «сидельцев», а так же на издевательства со стороны администрации учреждения.
Ему и невдомёк, что испортил чьи-то жизни, судьбы, физическое и душевное здоровье и на протяжении последних месяцев держал в страхе весь провинциальный городок.

Точка соприкосновения
Не осознавая возможных последствий, Лёха приблизился к медсестре на небезопасное расстояние и приложил её изящную руку, которую недавно поцеловал, к своей груди. Сердце начало усиленно биться, а участившееся дыхание выдало быстро нарастающее возбуждение и желание. Если луч света от настольной лампы смог бы хоть немного осветить лица, то Верочка смогла бы разглядеть, как зардели щёки у Лёхи и заблестели его глаза. Он склонил голову и, в темноте лаборантской, неожиданно для себя, поцеловал её в губы.

Тёплая волна пробежала по женскому телу и сконцентрировалась где-то внизу живота. Лёгкая дрожь и забытая слабость в ногах заставили её податься вперёд на поддерживающие руки. Лёха стал с жадностью осыпать её лицо и тело поцелуями, и Верочка не смогла, а может и не захотела, ни дать отпор, ни закричать.  Зачем кричать? Сколько она мечтала о любви и взаимности, и вот он, его величество – случай. Не прекращая ласк, дневальный увлёк свой объект желаний на колченогую кушетку, стоящую у внешней стены лаборантской, продолжая целовать и опускаться всё ниже и ниже… 

– Это сон, это какой-то сон! - вертелось в его затуманенной голове. – Этого попросту не может быть!  – думал он, лихорадочно расстёгивая одной рукой пуговицы военного кителя.
Конверт, адресованный матери, давно уже выпал сам собой из рук Верочки, а оставленная без присмотра вода переполнила края ведра и аккуратно стекала на дощатый пол рентгенкабинета, затем медленно, но уверенно просачивалась в имеющуюся щель.
– Боже, что я делаю?!  – пронеслось в голове Верочки, но желание было настолько велико, что она полностью доверилась своему партнёру и двое, теперь уже близких людей, слились в единое целое…

От сильного перевозбуждения, длительного Лёхиного воздержания и реальной опаски быть пойманным на месте, финал получился скорым и скомканным. И он, опустив глаза, как будто их могли рассмотреть в полумраке помещения, произнёс короткую фразу, которую только смог придумать в сложившейся ситуации:
– Прости, прости за всё, если сможешь!  – и, открыв щеколду, с этими словами выскочил из кабинета.
Приготовленному письму суждено было остаться неотправленным. В понедельник утром его найдёт рентген-лаборантка. В тот же день по доброте душевной попытается вынести за зону и будет поймана, досмотрена на КПП и уволена задним числом.
А больная мать осужденного Вагапова так и не успеет прочесть последних слов раскаяния и поддержки от своего сына. Её сердце остановится на рассвете.

Угрызения совести
По другую сторону двери Лёха остановился в нерешительности. Его организм противился раннему уходу. Штаны спереди всё ещё предательски топорщились. Осужденный юркнул в малюсенькую бытовку рядом с рентгенкабинетом, где решил перевести дух и собраться с мыслями.  Наконец-то дыхание из прерывистого вновь становилось ровным, сердце уже не било молотом по голове, а возвращалось к привычному ритму. Лёха осмотрелся и понял, что теперь готов подняться в медсанчасть. В этот момент он услышал сзади знакомый голос:
– Ты чего тут делаешь?  Вагапов, тебе сюда одному нельзя спускаться! А, ну-ка марш назад так же быстро и незаметно, пока члены СДП (секции дисциплины и порядка, из числа осужденных) тебя не засекли!

Лёха мысленно выругался в адрес внезапно появившегося фельдшера, ведь только что чуть не «спалился», а вслух произнёс:
– Так это… уборку хотел провести!
– Какую на хрен уборку, быстро поднялся на рабочее место!
С этими словами Алексеич повернулся к двери, ведущей в кабинет, где закрылась его медсестра.
– Верочка, ты здесь? Открывай, обеденный перерыв скоро. От работы кони дохнут…   Надо же, да на тебе лица нет. Ты что, заболела?!
– Я… да, мне нездоровится что-то. Пожалуй, с тобой в столовую не пойду, дома пообедаю. Если хуже будет, то… отлежусь, а ты прикрой меня, – слукавила Верочка. – Придумай что хочешь. С утренними процедурами ведь ночная смена успела «отстреляться», а дневные сам за меня потихоньку кольнёшь. Вечерние инъекции передай по смене ночному дежурному, Листы назначений там, на столе, в моём кабинете.

С этими словами она покинула зону и зашагала через дорогу, в сторону своего многоквартирного дома. Как и предполагалось, Верочка больше не появилась, и все дневные процедуры пришлось проводить самому.
Лёха был не в себе, хотя старательно пытался скрыть свои чувства. В туалете его подкараулил старшина медсанчасти и напрямую спросил:
– Ты что, братан? Что с тобой?! Что случилось? Ты сегодня выглядишь хреново!
И Лёха рассказал другу-сидельцу, как только что переспал с медсестрой и теперь очень сожалеет об этом.
– Ты что, это же «не по понятиям»! «Спутался с ментом»?! «Западло»! «Зеки» тебя не поймут. Ты подумал о последствиях?! – удивлённо шептал старшина, озираясь при этом по сторонам.
– «Западло»?! Кто бы говорил! – всё больше распалялся Лёха, переходя с шёпота на полукрик. – А тебе, «Серый», не «западло» себе подобных «трахать»?!!
– Эта мера вынужденная, – фыркнул жулик, явно недовольный таким поворотом разговора. – И потом, я никого не принуждаю, сами «попрашивают».
– Вот и я не принуждал, так получилось. Шутка ли, на «свиданку» раз в полгода ходить. Тут и на отражение в зеркале бросаться начнёшь. И какой же я всё-таки дурак!

Час расплаты
Не зря говорят, что в зоне и у стен есть уши. Практически сразу после задушевного разговора двух осужденных, в оперативный штаб рысцой бежал член СДП добровольно «сдавать шкурки», то есть докладывать об услышанном, зарабатывая горячей новостью «очки» на призрачное «УДО» (условно-досрочное освобождение).

Уже спустя час в зону приехал сам начальник колонии и вызвал меня вместе с дневальным в свой кабинет.
– Товарищ полковник, лейтенант Крылов по вашему приказанию прибыл, – отрапортовал я, даже не подозревая о новости, которую предстоит услышать.
– Прибыл, говоришь?! Ну, заводи своего «Ромео»!
В кабинет вошёл мой дневальный и, сняв головной убор, отчеканил заученный за долгие годы обязательный текст:
– Осужденный Вагапов Алексей Петрович тысяча девятьсот такого-то года рождения, статья сто пятьдесят восьмая, часть вторая, срок шесть лет пять месяцев…
Затем последовало перечисление даты начала срока и конца срока отбывания наказания.
– Достаточно! Заткнись, «Ромео», я сказал! Ты что, «козёл», себе позволяешь?! У тебя, ху… такой большой, что ты его суёшь в каждую щель?!
– Да нет, не очень… – испуганно ответил дневальный.
– Ты у меня сгниёшь в штрафном изоляторе в одиночке, не дождавшись освобождения. Я тебе это обещаю, – кричал в адрес жулика, побагровевший от злости начальник колонии, срываясь на фальцет и разбрызгивая слюну по всему кабинету. – Этого «Ромео» – немедленно в ШИЗО!
Последняя реплика была адресована начальнику оперативного отдела:
– Тебе сказать, за что его водворить, или сам сообразишь?!

Вместо ответа полковник потупил взгляд и исчез из кабинета тихо и незаметно, что было несвойственно для его грузной комплекции. Впереди себя он вытолкал осужденного Вагапова.
– Крылов, приведи ко мне сейчас же эту «Джульетту»! С ней сейчас «чирикают за жизнь».
Я незамедлительно направился в соседний кабинет. Монолог оперативника с моим приходом внезапно оборвался, но Верочка, похоже, этого даже не заметила. Она сидела с отрешённым взглядом на крае стула и теребила и без того мятый носовой платок.
– Начальник к себе вызывает! – коротко сказал я.
Через минуту мы вновь оказались «на ковре, без вазелина». Полковник не спешил меня отпускать, давая понять какое «ЧП» произошло в медсанчасти во время моего дежурства.
– Мы и раньше замечали, что кольца, да юбки всякие одеваешь! – обратился он к Верочке, – тебя предупреждали, что «цацки» до добра не доведут. Выходит, раз свой муж тебя не удовлетворяет, а нормальных мужиков  вокруг не хватает, так ты уже с жуликом «снюхалась»?!! Я взбешён!!! Я тебя, сучку, уволю, сегодняшним… нет, вчерашним днём. Где это видано было такое позорище – сотрудница УИС спит с уголовником! Э-эх, взять тебя за ноженьки, да «шваркнуть» о дороженьку! Думаешь, твой благоверный не узнает?! А ты куда смотрел, «лепила» хренов! – адресованная им гадость настигла адресата. – Нажрётесь там психотропных препаратов, спиртом зальёте и не видите, что у вас в медсанчасти твориться. У тебя, Крылов, под носом баб еб…т,  или ты этого не знал?!!  Что у вас слёзные письма на волю незаконно переправляют, тоже не знал, или дурнем прикидываешься?!!

Бросив при этом на стол измятый Лёхин конверт, начальник с яростью посмотрел в сторону зарёванной медсестры:
– Мало того что мои сотрудники между собой любовных треугольников, да многогранников понастроили, что порой оружие в руки давать страшно, так теперь ещё и с уголовниками «мосты наводить» вздумали! Ничего, я вам эти мосты-то быстро разведу, я вам устрою белые питерские ночи. Я сделаю так, чтобы и другим неповадно было! Пошли вон, оба! А для тебя, Крылов, я ещё наказание не придумал!!!


Месть или совпадение
После произошедших событий всех женщин учреждения, которые носили погоны, спешно разатестовали, а несколько позже основную часть представительниц прекрасного пола либо подвели под сокращение, либо попросту уволили. Не помиловали даже тех, кому до выслуги оставалось совсем немного. Вот и верь после этого в его величество случай. Кстати, кресло, занимаемое начальником колонии, тоже вскоре закачается, так как его персоной заинтересуется Генеральная прокуратура, а посему, обещанное мне наказание так и останется неисполненным.

Городок наш ничего, только когда на одном его конце чихнёшь, как на другом уже спасибо говорят. Хотя Верочка, после шумного увольнения, и смогла устроиться на работу в отделение урологии местной больницы на должность постовой медсестры, но вот в семье наступил полный разлад отношений. Женщины язвили, как могли, что теперь и их мужиков за «концы» будет держать! Каждый из злопыхателей постарался внести свою ложку дёгтя в условную бочку мёда.

Любой последующий день не отличался разнообразием от предыдущих ровно до тех пор, пока через три месяца не освободился Лёха, пытавшийся незадолго до этой даты свести счёты с жизнью в камере штрафного изолятора, не выдержав унижений и издевательств со стороны работающих там сотрудников. 

Невозможное возможно
Верочка знала о конце срока осужденного и пришла к воротам колонии в день освобождения. Выйдя на волю, Лёха решительно протянул ей кольцо из хлебного мякиша, сделанное в штрафном изоляторе в последние дни пребывания.

В следующую минуту, на глазах у всех проходящих мимо сотрудников, руководства учреждения, работающих неподалёку расконвоированных осужденных и, практически под окнами своей квартиры, состоялась трогательная романтическая встреча, с крепкими объятиями, долгими поцелуями и морем слёз, теряющихся в струях внезапно начавшегося проливного дождя. Но обнимающаяся и рыдающая от счастья пара, словно не замечала этого.
Для мужа Верочки, который увидел стоя на балконе всю сцену, это стало отправной точкой. Он спешно собрал детей и съехал с квартиры, в которой всё стало вмиг чужим.

А у нашей героини начинался медовый месяц, с человеком, которого она любила по настоящему, сгорая без остатка, как рождественская свеча. Она любила человека, не имеющего за душой  ничего, кроме непреодолимого желания любить её такой, какая она есть, любила, несмотря на зоновские понятия, любила, несмотря на осуждения бывших коллег, друзей и всех тех, кто её окружал. Ведь она заплатила за эту любовь сполна  – званием, должностью, положением в обществе, семьёй, а главное – своими детьми!

Несомненно, это была очень высокая плата, и для меня оставался открытым вопрос, а стоило ли платить такую непомерно высокую цену за пылкую любовь?

Своим окончательным решением Верочка ответила, что стоит. Только поймут ли её поступок дети? Смирятся ли, что их принесли в жертву? Мой последний вопрос повис в воздухе.
Взявшись за руки, «Джульетта» и «Ромео» пошли прочь от зоны, навстречу судьбе, навстречу новой, теперь уже совместной жизни.

Послесловие
Когда материал был уже готов к публикации, я на пешеходном переходе случайно столкнулся лоб в лоб с Верочкой. Она шла умиротворённая, держа за руку обеих дочерей. За тихой, мирной беседой они и не заметили моего присутствия.

Вопросов не осталось. Значит, дети всё-таки простили её…

29.01.2014 год
 © Copyright: Сергей Анисимов Кыштым, 2014
 Свидетельство о публикации №214020600699

 

 


Комментарии

Plague_Doctor
Рассказ отличный, правда чем-то напоминает зэковские рОманы, но вот нестыковка: "Верочка постоянно трудилась над своей внешностью, любила собственного мужа и надеялась, что так будет всегда". Так любила или нет? По рассказу выходит какой-то недоудовлетворенной бабой.
ИмяЦитироватьЭто нравится:0Да/0Нет
Хулиган
прочитал...почему то так мерзко на душе...

смешанные чувства вызывает  рассказ....
ИмяЦитироватьЭто нравится:0Да/0Нет
Доктор Мэнсон
Читается на одном дыхании. Здорово!
ИмяЦитироватьЭто нравится:1Да/0Нет
интар
А мне понравилось
ИмяЦитироватьЭто нравится:1Да/0Нет

Комментировать
Чтобы оставлять комментарии, необходимо войти или зарегистрироваться