Люди в белом. Часть 2

Когда заканчивается зима, вдруг как-то сразу наступает весна. И это не зависит от погодных условий. Будь на дворе хоть минус двадцать, это все равно теплее, чем осенние минус два. Сразу после лета наступает бабье...


Когда заканчивается зима, вдруг как-то сразу наступает весна. И это не зависит от погодных условий. Будь на дворе хоть минус двадцать, это все равно теплее, чем осенние минус два. Сразу после лета наступает бабье лето, а никак не осень, так как никто из моих знакомых не желает этого, кроме Александра Сергеевича, но, преклоняясь перед талантом великого поэта, мы прощаем ему эту странность.
     Скорее бы уж весна, думается после доставших до невозможности крещенских морозов. В первую оттепель, выходя на улицу, сразу же принюхиваешься к воздуху и, уловив в нем что-то неведомое, думаешь:
     "О, наконец-то весной пахнуло".
      В состоянии настороженной неопределенности, по поводу наступления весны пребываешь вплоть до мая, пока набухшие почки на деревьях, дикие крики полоумных котов и быстро оголяющиеся девушки не говорят тебе, что ОНА уже пришла.
     Возможность убедиться в этом представилась мне по пути на работу майским утром. Что совершенно не характерно, я отправился на работу пешком, променяв быстроту передвижения, которую дает общественный транспорт на удовольствие жмуриться от лучей уже по настоящему весеннего солнца.
     Войдя во двор станции, я увидел нашу машину, стоящую "под парами".
     - Миша, самовыражайся быстрее, у нас вызов, - заорал вылетевший мне навстречу Краснощеков.
     - Тише едешь - точнее диагноз, - Коля Панков протянул мне руку, - правда, Миша, нечего нам суетиться.
     - Конечно вам нечего, если что случится, я буду за все отвечать. - Старший в бригаде Краснощеков мерзко заумничал.
     Я пулей поднялся наверх, в нашу комнату, переоделся и уже через минуту сидел рядом с Алексеем на переднем сидении "Форда".
    
     * * *
    
     Убрать из Петербурга коммунальные квартиры - это все равно, что снести бульдозером "Медный всадник". Через десять минут мы очутились перед входом в одну из таких петербургских реликвий. Некогда красивая дубовая дверь была, как рождественская елка, увешана гирляндами электрических звонков разных конструкций, под которыми совершенно неразборчивыми каракулями были выведены фамилии жильцов. Не утруждая себя поисками нужного, я стал нажимать на все звонки по очереди. Через минуту мы услышали перебранку, разбавленную собачим тявканьем.
     - Кто такие? - послышалось за дверью.
     Обычно на такой вопрос хочется ответить что нибудь неприличное, но из этико-деонтологических соображений приходится сдерживаться, понимая, что подобный вопрос вызван патологической подозрительностью, возникшей у жильцов в результате длительного существования в условиях коммунального общежития.
     - Скорую вызвали? - спросил Краснощеков и услышав в ответ "да, это к вам, Эльза Фрицевна", продолжил, - уберите собаку.
     В клоаке коммунального быта, благоухающим оазисом чистоты и порядка, непонятно каким образом еще сохранились старушки, не потерявшие того дореволюционного лоска, который характеризовался здоровым самолюбием, чистоплотностью и какой-то врожденной интеллигентностью. Про таких нельзя сказать: "квартирный вопрос их испортил". Обычно фамилии таких Опельбаум-Купельберг, Борисоглебская-Валуа, ну, или на крайний случай Барсук-Моисеева. В нашем случае мы оказались в комнате Эльзы Фрицевны Полицайс, причем бабулька представилась нам сразу полным именем и фамилией. Несмотря на годы, подтянутость и безукоризненная осанка делали ее похожей на учительницу бальных танцев. В немой торжественности она стояла перед нами, чуть выставив вперед правую ногу.
     - Что вас беспокоит, фрау? - несколько фамильярно, но в то же время к месту, обратился к ней Краснощеков.
     - Собственно вот, - начала фрау, - у меня ожог предплечья второй степени. Несла кипяток, но оступилась и пролила себе на руку. Ничего серьезного, но поначалу я испугалась и поэтому вызвала вас. Прошу простить меня. Кстати, - продолжила она после некоторой паузы, - не хотите ли хорошего чешского пива?
     - От такого предложения, особенно из ваших уст, Эльза Фрицевна, трудно отказаться, но для начала давайте мы обработаем ваше предплечье, - произнес Алексей лилейным голоском.
     После несложной манипуляции, мы дружно, не исключая обаятельную старушку, сели за круглый стол, покрытый белоснежной, без единого пятнышка, скатертью, на котором стояла вазочка с крекером и три запотевшие бутылки "Будвайзера".
     - Откуда у вас такое замечательное пиво? - сделав глоток, спросил я.
     - Единственный каприз, который я еще могу себе позволить, - ответила гостеприимная фрау.
     Допив пиво и раскланявшись с Эльзой Фрицевной, мы узнали, где располагается телефон, и вышли из светлой комнаты в полумрак, наполняющий пространство коридора. Я с трудом различал окружающие предметы: шкафы, велосипеды, огромное старое корыто, висящее на стене, лыжи и где-то в глубине небоскребом высилась изразцовая голландская печь, на выступе которой стоял расколотый, доживающий, судя по всему, последние дни старый эбонитовый телефонный аппарат.
     - Хорошая старушка, жалко, что мало таких осталось, - вздохнул Краснощеков.
     - Я бы всю жизнь таких лечил, лишь бы у них не иссякали запасы "Будвайзера" в холодильнике. Вы как думаете, коллега? - спросил я.
     Мне не удалось узнать, что думает по этому поводу Алексей, так как он, проигнорировав мой вопрос, резко развернулся в сторону оббитой оранжевым дерматином двери, из-за которой раздался душераздирающий вопль. В ту же секунду дверь с треском распахнулась и прямо на нас, с вытаращенными от ужаса глазами, выскочила абсолютно голая женщина. Не сбавляя темпа, она пулей пронеслась мимо нас в дальний конец коридора, откуда послышался грохот падающих тазов и ведер.
     - Ого! Ты когда-нибудь видел, что бы люди так быстро бегали мыть руки, - воскликнул я.
     - Да не руки она побежала мыть, у нее, прошу прощения, вся задница в дерьме-с, - Краснощеков, предчувствуя интересную развязку, заглянул в комнату.
     Мое любопытство не позволило мне отстать от напарника.
     В небольшой, типичной для таких квартир, девятиметровой комнате с одним окном, завешанным грязной занавеской, стояла покрытая несвежими серыми простынями кровать. Картину довершала фигура мужчины, лет сорока, со спущенными до колен тренировочными с ядовито-желтыми лампасами. Он стоял на четвереньках по центру ложа любви и, не обращая на нас внимания, истерически смеялся. Все его мужское достоинство, передняя часть бедер и низ живота были перепачканы экскрементами. Он так заразительно смеялся, что мы с напарником, переглянувшись, прыснули тоже.
     - В чем причина веселья, вам тут помощь не нужна? - обратился я к бесстыднику.
     - Уже нет, - выдавил он из себя сквозь слезы.
     - А что случилось-то? - подключился к нашей беседе Краснощеков.
     - Да, вот, понимаете, интимчик у нас с дамочкой организовался, видели ее? - мужичок начал вытираться простыней.
     Видели конечно, она в ванную побежала.
     Коммунальный Дон-Жуан попытался встать, но скованные тренировочными ноги не дали ему этого сделать, и он завалился на бок. Ко всему прочему сознание его было помрачено алкоголем.
     - Ну, вот, бляха муха, - наконец усевшись на кровати, продолжал мужик, - только суку рачком начал, а она и говорит: выключи свет, при свете она, видите ли, не может, - он смачно выругался, - у меня вон, твою мать... Выключатель сломан, все руки не доходят починить, а тут, вон, дошли! - мужик опять заржал как сивый мерин.
     - Ну, и что выключатель? - с нетерпением спросил Краснощеков, который был сам не свой до подобных сенсаций.
     - Ну е, сам посмотри, - он указал на раскуроченный выключатель, висящий на лоскутках скотча.
     Тут пришла наша очередь вдоволь посмеяться. Выключатель состоял из двух клавиш, одна клавиша которого была оторвана, а другая функционировала нормально. Суть происходящего заключалась в том, что мужичок, не прерывая полового акта, выполнял просьбу выключить свет, и вместо целой клавиши попал пальцами на оголенную фазу. Все двести двадцать вольт, к тому же через естественный увлажнитель, пришлись на горе-партнершу, в результате чего и произошла та самая непроизвольная дефекация.
     - Надо было пользоваться презервативом, - дал Краснощеков запоздалый совет, - какой-никакой, а диэлектрик.
     Сзади в дверях появилась дамочка, которая уже, видимо, пришла в себя, но сильно дрожала, прикрываясь вафельным полотенцем.
     Из коридора послышалось старческое причитание:
     - Опять Генка бордель из квартиры устроил, бабы голые туда-сюда бегают.
     - А тебе какое дело, старый перец, - подал голос Генка, - иди давай мимо, пока при памяти.
     Предчувствуя коммунальную разборку, мы поспешно ретировались, решив отзвониться по рации из машины.
     В кабине мы несказанно развеселили Колю свеженькой историей, в которую он сначала отказался поверить, но, спасовав перед многочисленными подробностями, сдался и захохотал вместе с нами.
     - Так что, вот Коленька, даже имея постоянных половых партнеров, надо пользоваться презервативом. Я уж не говорю о не постоянных, - погрозив пальцем, сказал я.
     - Если у вас постоянный половой партнер, это не значит, что у постоянных половых партнеров вашего полового партнера постоянные половые партнеры, - скороговоркой протараторил Панков.
     - Я с удовольствием стал бы непостоянным половым партнером этих курочек, - выдавил из себя я и протяжно завыл, подражая цепному псу, завидевшему в недосягаемости за забором симпатичную болонку.
     Коля закивал головой, а Краснощеков, высунув язык, часто задышал. Мне не надо было уточнять, каких именно курочек я имею в виду, так как, подчиняясь условному рефлексу, поведение самцов, особенно в это время года, становится на редкость предсказуемым, и не было сомнения в том, что коллеги смотрели именно на тех самок, что и я.
     - Я бы, мой друг, не стал бы все же поддаваться искушению, вызванному игрой гормонов, - Краснощеков убрал свой язык обратно в рот, - вспомните хотя бы последствия ненасытной любвеобильности доктора Зарабского.
     Надо признать, что Саша Зарабский был и впрямь личностью незаурядной в некотором смысле. Имея ничем не выдающуюся внешность, он обладал воистину паранормальными способностями в области покорения женских сердец, хотя до сердец дело обычно не доходило. Посещение театров, ресторанов и подношение букетов роз не входило в его планы, сверхзадачей была постель. И там, где многие думали и мечтали, Саша действовал. Помимо укладки с наркотическими анальгетиками, в нагрудном кармане Зарабского находилась потрепанная записная книжка, вся от корки до корки исписанная телефонами и адресами. Единственным отличием этой книжки от любой другой было то, что в ней не было ни одного мужского телефона. Раза два-три за смену Саша обязательно заезжал по одному из этих адресов. Фельдшера и водители не любили работать с Зарабским, полагая, что вся эта половая ботва закончится печально-криминально.
     Однажды Краснощеков рассказывал, как он, работая в паре с похотливым доктором, оставил Зарабского в очередном любовном гнезде. Заехав за ним, как договаривались, через час, Алексей с водителем на месте встречи Казанову не обнаружили. Прождав полчаса, они, включив мигалки с сиреной, принялись ездить по двору взад-вперед. Высвистать его другим способом не было возможности, так как Саша не давал номера квартир своих многочисленных любовниц. В результате такого переполоха, а дело, кстати сказать, было в четыре часа утра, на крышу новенького "Форда" была сброшена трехлитровая банка варенья. Окончательно озлобившись от такого стечения обстоятельств, Краснощеков с водителем решили поехать на станцию, предоставив Зарабского своей судьбе, но именно в последний момент Саша все-таки появился в зеркале заднего вида. Оказалось, что Сашенька, после беспокойного дежурства и любовных утех, пал в объятия морфея. Он так бы и проспал до утра, если бы не его партнерша, которая, услышав звон разбившейся банки, привела Сашу в вертикальное положение и вытолкала за дверь.
     Несмотря на эту историю и многие другие, подобные, Зарабскому постоянно удавалось выйти сухим из воды. Это можно было объяснить только одним - законом, который бытует на "Скорой": чем больше наглости в поступках человека, и чем глубже он зарывается, тем больше вероятность, что все сойдет ему с рук, но стоит образцово-показательному сотруднику допустить малейшую оплошность, как он тут же будет наказан по всей строгости. Но нет правил без исключений и Зарабского тоже не миновала лихая.
     Работая в новогоднюю ночь, он попал на вызов сразу к четырем хмельным красавицам. В личной укладке Сашеньки не оказалось такого количества презервативов и решив, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, доктор пустился во все тяжкие сразу с четырьмя. Спустя месяц, к безумной радости всей станции, у Зарабского появились первичные признаки весьма неприятно-пикантного заболевания.
     - Вот, Мишенька, тебе и мораль: не все золото, что блестит, и не надо засматриваться на курочек, а обзаведись постоянным половым партнером.
     - Ну, Леша, в Новый год всем дозволено ошибаться. Вспомни, хотя бы, что мы вытворяли, - вступился за меня Панков.
     - Да уж, как вспомню - так вздрогну, - крякнул Краснощеков.
     Новый год - праздник чудес. В то время, пока Саша развлекался с венерическими Венерами, мы после второй-третей бутылки шампанского, ужасно некстати, были оторваны от праздничного стола и поехали на вызов к умирающему бомжу - извлекать его из вонючего подвала. Во время транспортировки в стационар бедняга отдал Богу душу. Мы не могли ему помочь, так как количество недугов не оставляло ему шансов. Оказавшись у дверей приемного покоя, мы судорожно стали искать выход из создавшегося положения ввиду того, что нам не улыбалось провести остаток ночи, транспортируя тело в морг и заполнять множество ненужных бумажек. Действуя по принципу невозможное - возможно, мы, как жрецы Вуду, усадили мертвеца на сидячую каталку и для убедительности засунули ему в рот горящую "беломорину".
     Расчет был прост: в новогоднюю ночь трезвого персонала в больнице быть не могло. На ходу разговаривая с вновь представившимся, мы лихо вкатили его в смотровую, где на топчане сидел дежурный врач-терапевт и о чем-то любезничал с медсестрой. Увидев нас, он тут же заинтересовался:
     - Что с больным? Почему курит в медицинском учреждении?
     От близости разоблачения у меня перехватило дыхание.
     - У него был судорожный припадок, со слов родственников, - нашелся Краснощеков.
     Я, желая подыграть напарнику, положил руку на затылок покойного и качнул его головой, издав характерный хриплый стон.
     - Выкинь папиросу, мерзавец! - врач проверил зрачки у больного и выдернул "беломорину" у него изо рта.
     - Ну, что, доктор, жить будет? - кокетничая одновременно со всеми, в том числе и с больным, спросила медсестрица.
     - Да, Мариночка, такие и нас с тобой переживут, - ответил врач, обняв ее за талию, и оба они, сильно пошатываясь, отправились в глубь отделения.
     Со вздохом облегчения мы плюхнулись на топчан возле "больного".
     - Ну, что, выздоравливайте и - с Новым годом, а мы, с вашего позволения, поедем, водочки выпьем, - Краснощеков усмехнулся и похлопал тело по плечу.
     На утро нам было очень стыдно, но Новый год - Новым годом, а сейчас весна на дворе, все воспряло вокруг. Долой болезни, долой депрессию, долой героин, да здравствуют секс, спорт и рыбалка!
     - Ты как, Краснощеков, насчет рыбалки? - вынырнул я из своих воспоминаний.
     - Рыбак из меня хреновастый, а вот пожрать рыбку я очень даже. У меня, кстати, на станции форель жареная в панировочных сухарях, Леночка меня угостила, - Алексей демонстративно зачмокал.
     - Она что и готовить умеет? - в голове у меня всплыл образ маленькой ведьмочки, - сухари, небось, сделаны из кладбищенской грязи?
     - Да нет, сухари нормальные, но форель не форель, а шейка бомжа, - подыграл мне напарник.
     - Вас послушаешь, да и жрать не захочется, - фыркнул Панков.
     - На то и расчет, нам больше достанется, - я вожделенно потер руки.
     Помимо краснощековской рыбки, на станции нас ждало еще одно радостное известие. Ежегодно в конце весны - начале лета у нас проходят практику студенты медицинского училища. Застоявшийся, душный, надоевший за зиму воздух тесного коллектива разбавляет свежая струя молодых, упругих, преимущественно женских, тел. Проходя мимо, они заставляют старчески поскрипывать шейные отделы наших позвоночников, а запах экстремального парфюма торпедирует наши обонятельные анализаторы, вроде бы привыкшие ко всему. Все это будоражит наше воображение до неприличия.
     - Мы к вам студентку подсадили, - сообщила нам диспетчер, как только мы появились в поле ее зрения за стеклянной перегородкой.
     "Хорошо бы ее звали не Лена", - подумал я и живо спросил:
     - Как зовут?
     - Маша ее зовут, она там сидит в конференц-зале.
     - Ну, Краснощеков, тебе, брат, не повезло, - сказал я и направился туда.
     - Это почему? - догнав меня, спросил Краснощеков.
     - Что почему?
     - Почему мне не повезло?
     - Да потому, - громко ответил я, - что ты специализируешься только на Леночках.
     - Ты не прав, мистер. Я разносторонне развитый мужчина, и Маша меня ничуть не смущает.
     В глубине зала сидели четыре фемины, в которых мы сразу признали студенток.
     - Попробуем угадать, которая из них Маша, кто первый угадает, тому и карты в руки, - обозначил правила игры Краснощеков.
     К сожалению, нам не представилась возможность определить кому, собственно, карты в руки, так как одна из милых пташек встала и волнующей походкой направилась к нам:
     - Извините, вы работаете на машине 8652?
     - Нет, но если вы там работаете, мы немедленно к вам присоединимся, - пустил Краснощеков в ход все свое обаяние.
     Маша густо покраснела, кивнула головой и ретировалась обратно к подругам.
     Через полчаса, пролетевших за тщательным обнюхиванием, разглядыванием и, в конечном итоге, поеданием форели, селектор хрипнул:
      - 8652 ножевое, поехали.
     - О, напарница, получишь боевое крещение, посмотришь человеческие потроха, - Краснощеков нагнал страху на и без того взволнованное существо.
     - Вы мне только объясните, что я должна делать, а то ведь я в первый раз, - попыталась улыбнуться Машенька.
     - Что ты должна делать, тебе в училище объяснили, а на вызов поедешь одна. У нас так принято.
     Маша окончательно перестала ориентироваться во времени и пространстве, и по-моему, была на грани обморока.
     - С такой нежной и сложной душевной организацией, как у Машеньки, нельзя контактировать посредством жлобского, солдафонского юмора, пахнущего конским потом! - я презрительно глянул на напарника и открыл перед юной особой дверь кареты.
     - А мне нравится запах конского пота, и не только запах, но и вкус, - Алексей преступил все рамки приличия и понес полную околесицу.
     Я не стал провоцировать Краснощекова на дальнейшие нелепости и юркнул к Маше в карету, под предлогом ознакомления студента с медицинской аппаратурой...
     Моя словесная диарея купировалась на площадке перед дверью квартиры, из которой поступил вызов, сама дверь, кстати сказать, была открыта. Краснощеков предостерегающе поднял руку, и мы проникли во чрево квартиры.
     - Скорую вызывали? - крикнул я в пустой коридор.
     Из боковой двери вышел ничем не приметный человечек и засеменил к нам, на ходу повторяя:
     - Быстрее помогите, сделайте что-нибудь.
     В одной из комнат на груде тряпок подозрительно тихо лежала женщина. Кожные покровы были пугающе бледны. Полы разорванного халата в желтый цветочек были распахнуты и обнажали внушительную колото-резанную рану в правом подреберье.
     - Так, Маша, беги к водителю и возвращайся вместе с ним и носилками, - скомандовал Краснощеков.
     В это время я уже измерял давление, а Алексей стал налаживать капельницу. К нашей чести надо заметить, что в критические минуты мы можем действовать грамотно и оперативно, несмотря на все наше разгильдяйство. Мы произвели инфузию противошоковых препаратов, наложили повязку и вызвали милицию.
     - Где там Маша с Панковым ходят? - спросил я у напарника.
     - Да и мужичок этот куда-то запропастился, - пожал плечами Краснощеков, - хотелось бы вообще узнать, что здесь произошло.
     В этот момент в дверях показалась наша практикантка.
     - Тебя, милая моя, только за смертью посылать, - выразил я свое недовольство.
     Несмотря на мое замечание, Маша оставалась неподвижна и продолжала молчать. Мы с Краснощековым, как по команде, повернули к ней головы. Маша была бледна и своей бледностью могла поспорить с нашей пациенткой, глаза были широко открыты и всю ее колотило, как в лихорадке, но самое ужасное было то, что к тонкой изящной шее бедной девочки был приставлен длинный, в ржавых пятнах кухонный нож. Из-за ее плеча торчала плешивенькая головенка того самого мужичка, который встретился нам в коридоре.
     - Хотите я ей голову отрежу? - прохрипел он и посмотрел на нас совершенно безумными глазами.
     На некоторое время мы оцепенели, а мужичок, не видя никакой реакции с нашей стороны, подтянул Машу к себе за плечи и еще глубже вдавил острое лезвие в мягкие ткани шеи.
     "Спокойно", - подумал я, - "только бы в обморок не грохнулась, а то точно перережет каротис и привет".
     - Давайте так: вы отпустите девушку, а мы покинем вашу квартиру и больше никогда сюда не вернемся, - показывая руки и поднимая их вверх начал переговоры Алексей.
     Я хочу посмотреть как она умрет, - ответил мужичок и улыбнулся, обнажая желтые зубы.
     Во дворе послышался шум двигателя и хлопанье дверцами.
     - Слушай, у тебя еще есть шанс уйти, пока сюда не поднялась милиция. Мы обещаем ничего им не говорить и тебя не преследовать, - я начал нащупывать в кармане телескопическую дубинку, которая была у меня на всякий случай.
     В это время раздался продолжительный звонок в дверь.
     - Вовремя, нечего сказать, - подумал я, сжимая рукоятку дубинки.
     Реагируя на звонок за своей спиной, сумасшедший ослабил хватку и на какую-то долю секунды отвел руку с ножом от девушки. Я был готов и, используя момент, со всей силы рубанул дубинкой ему по запястью. Послышался хруст ломающихся костей, мужик заорал, выронил нож и схватился за поврежденное место. Краснощеков, почувствовав кураж, огрел новоявленного калеку табуреткой по голове, едва не задев одеревеневшую от страха Машу. Замок отлетел, входная дверь распахнулась и в комнату ворвались трое здоровенных омоновцев.
     Часа через два, после всяких объяснений, протоколов, госпитализации обоих пострадавших мы решили отвезти Машу домой, предварительно напоив ее реланиумом.
     Практику ты на три недели вперед прошла, ставим тебе пять! - попытался шуткою ободрить девушку Краснощеков.
    
     * * *
    
     Эмоциональный накал охлаждала будничность уличной пробки на Невском проспекте. Некоторые восхищаются им и даже ходят туда гулять. Я же по возможности обхожу петербургский бродвей стороной, и мне больше нравятся менее людные и шумные места нашего города, к примеру, набережная реки Мойки, куда, кстати, мы и отправляемся сейчас на вызов.
     - Ужасная жара, как так можно, куда только эти синоптики смотрят! - Краснощеков высунулся в открытое окно, но тут же вернулся в первоначальное положение, так как на улице из-за сильной загазованности было еще хуже.
     - Давайте ложняков накидаем, купим вина, возьмем пару-тройку фельдшериц и поедем на Щучье озеро, - Панков включил мигалки и выехал на встречную полосу.
     - Будем купаться, совокупляться, водка пить, свинья валяться, - проговорил я севшим от долгого молчания голосом.
     - Тебя, дурака, только что чуть на куски не разрезали, а тебе все совокупляться, - Краснощеков попытался сделать серьезное лицо, но это у него вышло плохо.
     - Дык, ведь не порезали же, - мой веский аргумент заставил напарника замолчать.
     Огромная парадная со сводчатыми потолками и мраморными колоннами, на одной из которых черной краской было выведено: "реп - сила, рейв - могила", обволокла нас приятным холодком.
     - О, коллега, давайте постоим здесь чуть-чуть и дадим нашим потным рубашкам отлипнуть от тел, - я поставил чемодан на пол и достал из пачки сигарету.
     - Нет, нет пошли, там бабушка умирает, надо помочь, - Краснощеков взял чемодан и направился к лифту.
     - С каких это пор у вас долг стал выше личных интересов? - изумился я и пошел за ним.
     - Я всегда такой, прежде всего работа, больные и их болячки, - нагло соврал напарник.
     Минут десять Краснощекову пришлось полировать белую кнопочку звонка дистальной фалангой первого пальца правой кисти, и я успел выкурить свою сигарету. Наконец, когда мы отчаялись дождаться адекватной реакции с той стороны, за дверью послышались шаркающие шажки, сопровождающиеся аккуратным покашливанием. Дверь открыла еще крепенькая старушка в строгом черном платье с белым воротничком. Несмотря на полумрак, она была в темных очках.
     - Что случилось, сударыня? - пустил свое стандартное Краснощеков и предупредительно взяв старушку за локоть, направился в глубь квартиры.
     На какой-то момент я задержался у двери, борясь с массивным, еще наверное, дореволюционной конструкции замком. Наконец, молодость победила, и дверь закрылась. Глаза привыкли к темноте, и я поспешил за напарником со старушкой, которые уже успели скрыться за поворотом коридора. Покидая прихожую, я машинально бросил взгляд на себя в зеркало и уже сделал пару шагов по направлению к комнате, как вдруг меня что-то остановило. Я обернулся и стал пристально рассматривать декоративную раму большого старинного зеркала. Некоторым образом меня бросило в жар, а потом как-то сразу похолодало, по спине пробежали колючие мурашки. Чересчур знакомыми показались мне деревянные купидоны, нависающие над зеркалом и сжимающие в пухлых, с детскими перетяжечками, руках пучки стрел и виноградные лозы.
     "Просто совпадение", - попытался успокоить я себя, но тут мой взгляд упал на мраморный подзеркальник, где лежал тот самый гребень, - "надо обратиться к психиатру, надеюсь меня вылечат", - подшутил я сам над собой, решив посмотреть, что будет дальше, и оставить анализ происходящего на потом.
     В комнате я застал коллегу, лихо манипулирующего кнопками кардиографа около пожилой фрейлины.
     - Вы где там ходите, друг мой? - спросил он, не поворачивая головы.
     - Да так, потом расскажу, - я сел за широкий обеденный стол, стряхнул со скатерти крошки, отодвинул хрустальную вазочку с пыльной, засахарившейся мармеладкой и стал заполнять историю болезни.
     Провозившись около получаса с пациенткой и не выявив никакой острой патологии, мы принялись угощаться кофе, любезно предоставленным старушкой.
     - Крайне приятно, что уже второй раз за сегодняшний день мы встречаем уважительное отношение к работникам халата и фонендоскопа, - начал Краснощеков петь дифирамбы.
     - Вам чем-нибудь помочь? - спросил я, видя, что старушка собирается предпринять какое-то активное действие.
     - Нет, молодой человек, я привыкла все делать сама, - и действительно, несмотря на слепоту, наша больная передвигалась по комнате с несвойственной этому состоянию ловкостью.
     Мне тоже захотелось сказать что-нибудь доброе и поддерживающее, но в это время она заговорила сама.
     - Молодые люди, можно я вас отблагодарю?
     - Нет, нет, что вы. Для нас лучшая благодарность это ваше здоровье, - я сам удивился, что произнес эти слова. Обычно подобную фразу ждешь как манную кашу с неба, но в этот раз мне почему-то стало откровенно неудобно получать от бедного старого человека какое-нибудь вознаграждение.
     - Я осталась совсем одна и не хочу, чтобы единственная ценная вещь, которая у меня есть, досталась неизвестно кому, - улыбнулась старушка.
     Краснощеков сделал мне знак, чтобы я лучше помалкивал, судя по всему начало было многообещающим.
     - Вы - хорошие люди, несмотря на то, что хотите казаться плохими. Отсутствие зрения только обостряет интуицию, - она подняла седую голову, и мне показалось, что старуха все прекрасно видит через черные очки.
     От ощущения столь проницательного взгляда, меня передернуло, и возникло желание поскорее убраться из квартиры, не получая никаких подарков. Напарник видимо, не разделял моих опасений и состроил недвусмысленную рожу.
     - Я хочу подарить вам картину, - при этих словах она встала и, сделав приглашающий жест, направилась в соседнюю комнату. Краснощеков немедленно последовал туда же. Я подождал некоторое время, борясь с противоречивыми эмоциями, но, в конце концов, любопытство взяло верх, и я отправился за ними.
     В соседней комнате из-за плотных зеленых штор стоял душный полумрак. Пахло пылью и старыми вещами. Вроде бы большая площадь была скрадена массивной мебелью: буфетом, бюро и платяным шкафом. Поверхность дубового письменного стола была завалена разными предметами, начиная от серебряных пепельниц и заканчивая старыми отрывными календарями. Тяжелая бронзовая лампа с матерчатым бордовым абажуром освещала комнату не лучше, чем хмурое декабрьское утро. От этого атмосфера в комнате была тоскливая и немного жутковатая.
     - Что же вы шторы не открываете? - спросил я, но тут же осекся, поняв неуместность своего вопроса.
     Старуха пропустила мимо ушей мою бестактность и указала клюкой на висевшую около буфета картину.
     Краснощеков предупредительно отодвинул штору и мы увидели выполненную в масле копию пейзажа Пуссена. Алексей подошел к подарку и бесцеремонно провел пальцем по холсту.
     - Это мой портрет в молодости. Пусть вас не смущает, что он выполнен в нетрадиционной манере, художник, который писал его, обладал особым виденьем мира, - губы старухи задрожали.
     Алексей покрутил пальцем у виска и безнадежно махнул рукой. Мол, совсем старая с приветом, а мы два дурака идем у нее на поводу. Покосившаяся каменная надгробная плита с латинской надписью среди поля при любом виденье мира никак не могла ассоциироваться с чьим-либо портретом.
     Смирившись с неизбежностью подобной дани и не желая оскорблять человека в лучших чувствах, Краснощеков принялся снимать работу со стены.
     - Я чувствую, вы собираетесь продать портрет, чего еще можно ожидать от современных людей? - произнесла старуха как-то обречено, - я вас не виню, наверное, так и надо, но умоляю не продавайте его до моей смерти. Помните, предсказанное не происходит, но я ничего и не предсказываю, я предвижу! - при этих словах она выпрямилась, и я опять ощутил проницательный взгляд из-под темных очков.
     - Да вы еще всех нас переживете, - заметил неунывающий коллега, пытаясь передать заряд оптимизма и нам.
     - Надеюсь, что это не так, - как-то по-ведьменски улыбнулась старуха и с необыкновенной уверенностью в голосе произнесла - мне отмерено ровно девяносто лет.
     Я, подчиняясь такой мощной психотерапии, начал вспоминать дату рождения нашей пациентки, так как только что списывал ее анкетные данные из паспорта. В нем значилось: седьмое августа тысяча девятьсот седьмого года...
     - Надо чем-нибудь накрыть презент, а то бабки у подъезда скажут, что доблестная "скорая помощь" обнесла квартиру и побегут в милицию звонить, - заметил Краснощеков уже на лестнице, и, сняв форменную куртку, накинул ее на картину, отчего получилось еще подозрительней.
     - Что, Леонардо да Винчи свинтили? - Коля Паненко проявил живую заинтересованность.
     - Леонардо Фигинчи скорее, - огрызнулся Краснощеков, - слушай, она ведь про портрет говорила, может надо было поискать в других местах, а то эта копия, по-моему, не ценнее плюшевого коврика.
     Я не принимал участия в разговоре, пытаясь собраться с мыслями. Все происходящее было похоже на сон. Загадочные и странные события разворачивались сами собой, помимо моей воли, они намекали на то, что либо я шизофреник, либо нам крупно повезло.
      "Хотя в чем повезло?" - думал я, - "обычная заурядная копия малоизвестного шедевра. Так передрать может любой студент из "Мухи", но нет, не все так просто. Надо сказать Краснощекову, что бы он не смел дарить пейзаж Панкову, картина явно предназначена не для закрытия дыр в обоях Колиной квартиры".
     Держать всю эту канитель в своей голове я был не в силах. Как только мы вернулись на станцию, меня прорвало. Я подошел к Алексею и, закурив уже, наверное, десятую по счету сигарету за последний час, начал выкладывать все, что со мной произошло с момента вечеринки, закончившейся на улице Миллионной.
     - Хорошо, что я такой же урод, как и ты, кто еще поверит в этот бред, - напарник почесал затылок, - у меня тоже что-то подобное раньше было, но я старался не обращать на это внимания, что и тебе искренне советую. Так ты говоришь, что в этом пейзаже есть какой-то смысл?
     - Да, и еще какой. То надгробие, что изображено на картине, не что иное, как могила Иисуса Христа!
     - Ого, лихо закручено. Где ты это выцепил и какое отношение это имеет к нам, смертным грешникам?
     - Да, вычитал в какой-то книжке, а какое отношение имеет к нам, понятия не имею.
     - Ладно, тогда и в голову не бери, - Краснощеков, подражая Карлсону, махнул пухлой ручкой, - через пару дней Ленкин папаша приезжает, отдам картину ему, может чем-нибудь и порадует.
     - Ну, если ты и посчитал меня шизофреником, спасибо что хоть виду не подал, - улыбнулся я.
     - Дурак дурака не подставит, - подмигнул мне напарник, - пошли лучше чайку попьем.
Я проснулся со стоном в два часа дня. Ощущение было такое, что меня, маленького ребенка, оставили одного, забыв перепеленать. Вспотел я так, что постельное белье можно было выжимать. Вскочив с кровати, я открыл форточку, включил вентилятор и подставил липкое тело под струю теплого воздуха.
     "Надо же было в такую духоту улечься спать под ватное одеяло, забыв при этом открыть форточку", - подумал я.
     Через пять минут прохладный душ вернул мне чувство реальности, и я с прискорбием констатировал, что заняться мне сегодня абсолютно нечем, кроме как снова пойти спать. От этой мысли меня затошнило, и я решил перекусить. Открыв холодильник в поисках колбасы, вместо оной я обнаружил наросты льда, выдавливающие крышку морозильной камеры.
     Вот и дело нашлось, разморожу-ка я холодильник, - эти мысли вернули меня к жизни. Плесень депрессии, разраставшаяся во мне до этого момента, перестала докучать и, врубив на всю катушку старенький "Пиксис", я при помощи топора для рубки мяса начал сколачивать ледяные сталактиты, рискуя повредить морозильную камеру. В самый разгар работы пронзительным голосом заорал телефон.
     - Семьдесят шестое отделение милиции, сержант Висерман слушает, - пошутил я с неизвестным абонентом.
     - Центральное РУВД, майор Манту, - неизвестным абонентом оказался Краснощеков, - чем вы сейчас занимаетесь, коллега?
     - Я развожу Гуппи, а вы?
     - Вы можете оторваться от этого занятия и выслушать мое конструктивное предложение? - ответил Краснощеков вопросом на вопрос.
     - Весь во внимании, товарищ майор, - я вытянулся по струнке и отдал честь зеркалу.
     - Вы включены в списки! - заорал Алексей.
     - В списки чего? - насторожился я, - опять кто-нибудь родил на работе и надо сдавать бабки?
     - Никак нет, вы едите со мной за город на озеро с целью поедания недожаренного мяса и облизывания жирных губ нетрезвых дев.
     - Всегда к вашим услугам, группенфюрер, - повысил я напарничка в чине.
     - В таком случае мы за вами заедем через двадцать минут, - сказал Алексей и повесил трубку.
     Кто это, интересно, мы, и что мне с собой взять? - подумал я и в растерянности взглянул на недоразмороженный холодильник, разбросанные по комнате вещи и горы грязной посуды. Всякий интерес к наведению порядка улетучился, передо мной маячила перспектива позаманчивее. Как ни странно, ровно через двадцать минут в дверь позвонили. Я, естественно, был не готов и стоял посреди кухни в одних штанах, пытаясь поскорее запихать в рот кусок булки. Крутанув ручку замка, я тут же ощутил волну жизнерадостности, исходившую от Краснощекова.
     - Ты что, еще не готов? - вваливаясь в квартиру, спросил он.
     Мой рот был набит едой, и поэтому я позволил себе не оправдываться. Из-за широкой спины Алексея высунулась Леночка и, не поздоровавшись, спросила:
     - Я схожу в туалет?
     - В выключателе средняя клавиша, - подсказал я ей и, обращаясь к Краснощекову, спросил, - ну что, показал картину Леночкиному папе.
     - Он приедет через пару дней, я же тебе говорил, а сама Леночка разбирается в живописи, как свинья в авокадо. Одевайся быстрее, поехали.
     Выйдя из парадной, я к своему удивлению обнаружил, что мир не ограничен рамками душной квартиры, а прекрасен и удивителен. Около дома нас ожидали краснощековские друзья. Несмотря на маскировку, они все-таки поменяли средство передвижения. Вместо затюнингованной "Нивы" стояли и сверкали никелем два новеньких японских джипа.
     - На, положи под язык, - сказал Алексей и сунул мне в рот какой-то горький кристалик.
     - Что это такое? - с недоверием выполняя пожелание напарника, спросил я.
     - Да так, чтобы повеселее было, - сказал элегантный красавец Кирилл, которого я уже видел тогда ноябрьским вечером на Черной речке, перед походом в клуб.
     - За рулем сидел второй денди - Андрей, который зафиксировав на макушке солнцезащитные очки, мило улыбнулся, протянул мне руку, и я пожал мягкую ладонь с длинными холеными пальцами.
     - Когда же начнется сие веселье? - поинтересовался я.
     - Приедем на место, сразу вставит не по-детски. Только бабам не говори, - состроил серьезную мину Кирилл, - ЛСД мы обычно принимаем в мужской компании.
     Несмотря на компетентный прогноз, нас, по меткому выражению Кирилла, вставило не по-детски гораздо раньше, до того, как мы выехали из города. Правда, виной тому были, скорее всего, многочисленные остановки у различных продовольственных магазинов с целью приобретения неимоверного количества алкоголя и всякого другого провианта.
     - Держу пари, что все это они привезут обратно, ввиду того, что есть никто не захочет в ближайшие семь - восемь часов. Все это знают, но все равно пылесосят все прилавки, так как в таком состоянии никто ничего не понимает, - интимно шепнул мне на ухо Краснощеков.
     - Не знаю почему, но меня сильно развеселило это тонкое замечание, и я задорно захрюкал.
     - Что смеетесь, подонки? - обратился к нам Кирилл, передавая с переднего сидения шесть коробочек сливочного полена и увесистый мешок чернослива в шоколаде.
     - Куда столько-то? - спросил я.
     Краснощеков молча развел руками, мол, что я говорил.
     Андрей, совершенно потеряв всякую ориентацию, начал разговаривать с прибалтийским акцентом.
     - Разговаривай нормально, а то телки вычислят, - одернул водителя Кирилл.
     На некоторую странность этой компании я обратил внимание с самого начала. Дело в том, что девушки ехали отдельно, на втором автомобиле.
     - У вас как в пионерлагере: девочки направо, мальчики налево, - я закурил сигарету с фильтра, чертыхнулся и выбросил ее в окно.
     - Да с бабами не интересно, приходится все время им подыгрывать, - популярно объяснил Кирилл.
     За окном автомобиля кто-то перелистывал страницы каталога с пейзажами русских живописцев. Картинки менялись так быстро, что нельзя было разглядеть ничего конкретного и уж тем более того, кто эти самые страницы, слюнявя палец, собственно и перелистывал. Этим наблюдением я и поделился с экипажем нашего звездолета.
     - Совы не то, чем они кажутся, - таинственно прошипел Андрей.
     Краснощеков с Кириллом тут же извлекли из себя звуки, чем-то схожие с саунд-треком к сериалу "Твин Пикс". Получилось не так, чтобы уж очень.
     - Мне что-то жевачку не разжевать, - продолжал Андрей, - кто-нибудь может подержать гашетку моей плазменной пушки?
     - Сколько жизней у нас осталось? - спросил Алексей, с серьезным видом сунувшись между передними сидениями.
     - Вон телки совершили вынужденную посадку, давай остановимся, узнаем в чем дело, - обратился Кирилл к Андрею, проигнорировав вопрос на счет жизней.
     Телкинское авто было небрежно припарковано на обочине шоссе, а сам экипаж, расположившись на обочине, предавался истерике.
     - В чем дело, дамы? - задал резонный вопрос Кирилл, лишь только мы поравнялись с ними.
     К нам подбежала длинноногая красавица, которая, как потом выяснилось, приходилась Кириллу законной супругой, и постоянно хихикая, гримасничая и мигая по очереди, как мне показалось, разноцветными глазами, путая падежи сбивчиво прощебетала.
     - Мы никто не может вести машина.
     - Какого хрена, Вика? - возмутился Кирилл.
     - Мы случайно закинула кристалик, и нас раньше время распереть.
     - Какого хрена, Вика? - Кирилл был вне себя.
     - У нас еще есть, хотеть вам дать? - Виктория понемногу начала справляться с падежами.
     - Лена, какого хрена? - обратился Краснощеков, в свою очередь, к подошедшей чертовке.
     Пока спорщики выясняли "какого, стало быть, хрена", мы с Андреем, покинув машину, увлеклись созерцанием соцветий и чашелистиков придорожных ромашек, а две девушки из женского экипажа отправились в лес, видимо пописать.
     - О, жаба! - отрывая белые лепестки и тыча пальцем куда-то в траву изрек Андрей, после длительного молчания.
     - Мило, - лаконично ответил я.
     - В Америке, между прочим, этих жаб лижут с целью получения психотропного эффекта, - продолжил зоолог-любитель.
     - Крайне мило, - я уселся в траву и окунулся в стрекотание, щелканье и потрескивание, которое издавали тысячи насекомых, копошащихся вокруг меня. Из леса доносилась бесконечная трель пеночки-веснянки, которая внезапно прервалась и голосом Кирилла проговорила:
     - Миша, права есть с собой? - и получив утвердительный кивок, продолжила, - поведи тогда дамский автомобиль, будь другом.
     - Где здесь руль? - спросил я, залезая в машину. Управлять им совершенно не хотелось, хотелось дослушать песню пеночки-веснянки.
     Андрей, видимо решивший, что я классный водитель, задал лихой темп и мне пришлось постоянно гнать по шоссе, совершая двойные обгоны, под визг и хохот девушек.
     На озере, предварительно попрыгав с мостков в еще не прогревшуюся воду, мы взяли напрокат четыре лодки, в которых лежали пластмассовые черпаки черного цвета и ядовито-оранжевые облупленные спасательные круги, решив отправиться к острову на середине озера.
     Как-то само собой все разделились по парам, и мне в спутницы досталась коротко стриженая, подвижная брюнетка с хиповским именем Анжела.
     - Леди, откуда у вас такое одиозное имя? - спросил я, пытаясь одновременно курить, пить пиво и грести двумя веслами.
     - Вам помочь? - спросила она вместо ответа и, как мне показалось, специально сильно нагнулась в мою сторону, демонстрируя аппетитные формы.
     Я бросил весла и протянул ей банку с пивом.
     - Жаль, что у мужчин нет такой откровенной возможности с помощью телодвижений продемонстрировать свою заинтересованность особой противоположного пола.
     - Это почему же нет, есть, - ответила она.
     - Ну, это уже будет хамство! - продолжая грести, заступился я за мужчин.
     - А о чем это ты подумал? - спросила Анжела, закидывая руки за голову и заставляя футболку приподняться. В результате этого па обнажился сексуальный животик с аккуратным пупком.
     Я сглотнул резиновую слюну и загреб чаще.
     - Обычно рядом с женщиной у меня возникает желание...
     - Это физиологично, - ответила она, превратно поняв мою фразу и не дав мне договорить, - лучше с женщиной, чем с мужчиной.
     Тут сзади послышались громкие вопли. Лодка Краснощекова взяла на абордаж судно Андрея. К ним спешил присоединиться и греб изо всех сил Кирилл. В результате умелого маневрирования Алексея лодка Андрея была взята на буксир, а сам капитан оказался за бортом в некотором отдалении. Ничего другого ему не оставалось, как ухватиться за одно из весел Кирилла. Причем тот постоянно его отпихивал.
     - Это у них называется игрой "Леонардо, плыви сам", - пояснила Анжела.
     - И всегда Леонардо выплывает? - поинтересовался я.
     - В большинстве случаев - да.
     - Мило, но я не думаю, что нам стоит к ним присоединяться.
     Анжела развернулась и посмотрела в сторону побоища, откуда, бешено работая веслами, с ужасающей скоростью к нам приближалась лодка Краснощекова, на носу которой стояла Леночка, воинственно размахивающая ковшиком.
     - По-моему, нас сейчас заставят играть, не спрашивая нашего желания, а вода, как тогда в Атлантике, холодная, - обречено проговорила Анжела и умоляюще посмотрела на меня.
     Я выплюнул сигарету, сделал ужасающий глоток пива и налег на весла.
     - Это мы еще посмотрим!
     Минут через пять позади нас послышалось обреченное Леночкино: сволочи и трусы, и преследователи отстали.
     - О, Михаил, а вы говорили, что у мужчин нет возможности произвести впечатление на женщину с помощью телодвижений.
     "Вот жопа, знала бы ты, чего мне это стоило", - пронеслось у меня в голове, - "я совершенно выдохся". Но вслух только что-то промычал, глотнул пива и лег на дно лодки.
     - Тебе надо освежиться, давай искупаемся, - она встала, изящно изогнулась и нырнула, потревожив зеркальную гладь озера.
     "Мило", - пронеслось у меня в голове, и я прыгнул следом за ней.
     Холодная вода, вопреки моим ожиданиям, ничуть не отрезвляла, а как-то даже совсем наоборот. Так как пловец из меня не очень, то я не стал отплывать далеко и, сделав пару-тройку гребков, вернулся в лодку, где с наслаждением растянулся на прогретом солнцем деревянном настиле дна лодки.
     Небесный свод надо мной разрезали жирные тушки облаков, они кружили вокруг солнца на определенном расстоянии, боясь подойти к нему, так как светило окружал какой-то опасно бордовый ореол. Птицы, попадая в поле моего зрения, жили на фоне этой фантастической картины секунды, а потом исчезали навсегда. Где-то там, за границей моего восприятия, они складывали крылья и камнем падали вниз, поверхность озера расступалась перед ними, образовывая воронкообразное углубление. Птицы падали в эти черные дыры, и вода смыкалась над ними.
     Когда я уже начал беспокоиться из-за длительного отсутствия Анжелы и подумывать о том, что неплохо бы встать и осмотреться, как над бортом лодки появилась ее голова.
     - Тебе идут мокрые волосы, - отпустил я комплиментик.
     На что Анжела подтянулась, заставив меня убедиться в том, что лестной оценки заслуживают и остальные части ее тела. Мокрая футболка плотно облегала грудь, не оставляя места для фантазии, и когда остальное ее тело оказалось во чреве лодки, я понял, что отступать некуда. То, что иногда происходит между мужчиной и женщиной, само собой случилось...
     Я лежал на корме и пытался не думать о том, что произошло, но мысли шли своим чередом, не слушая меня.
     Однако, секс под ЛСД вещь экзотическая, ранее ничего подобного я не вытворял.
     Ветра не было, и лодка без видимого движения лежала на поверхности озера. Какой-то, видимо, еще прошлогодний сухой лист, только что освободившийся от плена снега, едва касаясь поверхности воды, плыл мимо. Мир, в котором он существовал, был настолько же прост, насколько мой загадочен и сложен, хотя кто знает? Может в его высохших клетках и устьицах еще были живы воспоминания о веселом шорохе миллионов его собратьев, колышущихся в ответ на порывы ветра. Вряд ли он понимает сейчас, где находится, его одиночество фатально. Скоро он окончательно сгинет в холодной, темной воде. Я способен был его понять, особенно сейчас.
     Анжела, перегнувшись через борт лодки, разглядывала что-то в воде.
     - Что ты увидела? - нарушил я тишину.
     - Да так, разное, - тихо, и как-то смутившись, ответила Анжела.
     - Да, там много разного, в том числе и мы с тобой, - проговорил я.
     Мои розовые романтические мысли были прерваны самым вероломным, варварским способом. В ухо мне ударила большая, склизкая жаба и одновременное гиканье и улюлюканье чутких, тактичных товарищей. Я едва успевал прикрывать себя и визжащую Анжелу ковшиком от живых снарядов.
     Как выяснилось, Краснощеков с Леночкой тоже зря времени не теряли, и пока мы предавались любовным утехам, сплавали в ближайшее прибрежное болотце и набрали изрядное количество жаб, совокупляющихся в это время года повсеместно.
     Как символично закончить романтический вечер с барышней прикосновением к лицу холодной жабьей кожи, это как в сказке про царевну лягушку. Тут появилось какое-то навязчивое желание, что нужно взять и сжечь эту кожу, а заодно и лодку вместе с девушкой, назвавшей себя Анжелой.
     - Леонардо, плыви сам! - заорал Краснощеков, и наконец-то зацепив меня веслом, заставил потерять равновесие и упасть в "аш два о".
     Холодная пучина приняла меня неласково, я не успел закрыть рта и схватил "огурца". Мимо проплывали глупые рыбы. На секунду мне открылась подноготная зеленоватой мглы, по поверхности которой нам было дозволено плавать.
     Рядом с собой я увидел пышнотелую русалку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся Краснощековым, который, видимо поскользнувшись на многочисленных земноводных, рухнул следом за мной.
     Когда же моя голова показалась над водой, я увидел удаляющиеся от нас лодки, в которых, предательски хихикая, сидели Леночка с Анжелой и гребли что было сил.
     - Что, доигрался, палтус пресноводный? - обратился я к краснощековской голове, которая фыркала и отплевывалась в двух метрах от меня.
     - Да, - сказала голова, - придется добираться до берега вплавь.
     На берегу ждал Кирилл, уже успевший разжечь костер и переодевшийся во все сухое.
     - Эй вы, лягвы пупырчатые, выпейте "текилы" и переоденьтесь, а то заболеете, - обратился к нам Кирилл.
     Огненная вода обожгла верхние отделы желудочно-кишечного тракта и обернулась теплом и умиротворением. Приятное спокойствие накатило на меня, и я, бахнув еще пятьдесят, углубился в причудливую игру языков пламени, пытаясь подогнать свое сознание под образ мыслей индейцев. Горячее пламя костра выбрасывало вверх сотни огненных сперматозоидов, которые на лету превращались в саламандр, строивших мне страшные рожи, они шевелили лапками и, подчиняясь дуновению ветра, улетали куда-то в чащу леса, где их наверняка ждали эльфы, лешие и обосновавшиеся на земле гуманоиды.
     Мое созерцание прервал громко чавкающий Краснощеков, который занимался приготовлением шашлыков. Видимо, он не мог ждать пока мясо дойдет до кондиции, и ел его сырым, как голодный тапир, запивая из горла "текилой".
     - Алексей, вы же будете пьян и глуп, - обратился к нему Кирилл.
     - Нет, я буду сыт и умен, - ответил Краснощеков и уплел очередной кусок мяса, сдобренный луком и целой помидориной.
     - По-моему, настоящие тапиры так себя не ведут, - вставил я возмущенно, - я тоже хочу есть, да и барышни, они ведь голодны и дюже красивы.
     Фраза не получилась и Кирилл, покачав головой, налил мне очередную порцию "текилы".
     - Буэнос диас, мучачас, - ласково прошептала над моим ухом внезапно появившаяся Анжела. Я, осмелев, притянул ее к себе, и она уселась мне на колени, отчего в штанах сделалось дискомфортно.
     - Я одинок, они жрут и обманывают меня, что мясо не готово, только огненные саламандры понимают меня, да ты! - пожаловался я ей. Мы чокнулись и выпили еще.
     - Леша, у тебя глисты заведутся, - сказала Леночка, усаживаясь рядом со своим ненасытным избранником.
     - Я сам глист, а подобный подобного не жрет! - изрек Краснощеков и опять приложился к бутылке.
     - Вы слышите меня, бандерлоги? - из-за кустов выскочил Андрей, желая своим внезапным визитом напугать присутствующих, и принялся, кривляясь, прыгать вокруг костра, отчего сам больше всех стал походить на этих самых бандерлогов. Никто не испугался и даже мало кто обратил на него внимание.
     - А теперь танец тапирьего молочка! - объявил я, внезапно схватил Анжелу на руки, два раза по-жабьи прыгнул и, видимо, не рассчитав сил, свалился вместе с ней в костер, чуть не перевернув импровизированный, сделанный из кирпичей, мангал. Во время падения Анжела, вместо того чтобы заорать, обхватила мою шею руками и сомкнула наши уста в продолжительном поцелуе. Когда же мы поднялись, на наших телах и одежде не было никаких повреждений, хотя упали мы в самое пекло. Все расценили случившееся как чудо и решили по этому поводу выпить.
     Рядом со мной в траву упал Андрей, жуя лимон, и завел с места в карьер серьезную беседу. Меня инстинктивно передернуло от такого откровенного процесса поедания цитрусового, и я напряженно посмотрел ему в глаза, готовясь парировать какую-нибудь очередную глупость.
     - Вот, ты говоришь, медицина - гуманная профессия. Вы спасаете бомжей, ханыг, наркоманов, - при слове "наркоманы", он окинул всю компанию недружелюбным взглядом, - а все для чего?
     - Для чего? - эхом откликнулся я.
     - Для того, что бы эти спасенные продолжали плодить на теле нашего общества смердящие, гнойные язвы порока! - Андрей уставился на меня, ожидая ответного выпада.
     Желая реабилитировать в глазах Андрея профессиональную область, представителями которой являлись мы с Краснощековым, я тут же, выдумывая на ходу, рассказал страшную историю, благо сознание подкидывало мне самые извращенные сюжеты:
     - Вот приехала моя подруга, коллега по работе, на вызов в подвал к бомжу. Сердобольные жители вызвали с первого этажа. Так вот, на бомже толщиной в пять сантиметров шуба из вшей.
     - Фу, какая гадость! - с отвращением проговорил Андрей.
     - Ну, она сбегала к водителю, взяла у него канистрочку с бензином и полила вшей, в надежде, что те разбегутся, - рассказывая это, я методично снимал жирными губами кусочки мяса с шампура.
     - А дальше что? - потряс меня за плечо собеседник, видя что я чересчур увлекся чревоугодничеством.
     - Ну, пока она относила канистру, бедняга, видимо, будучи сильно пьян, закурил и моя подруга, вернувшись, застала объятое пламенем тело.
     - Ну и? - оторопел Андрей.
     - Что, ну и? Развернулась и ушла вызывать пожарных. А ты говоришь, что мы бомжей спасаем. Мы санитары города! - сказал я и закурил от головешки, полагая, что полностью реабилитировался перед фашиствующим оппонентом.
     - Да! - Андрей посмотрел на меня уважительно и, почему-то очень смущаясь, завел разговор о кланах в правоохранительных органах и торговой сфере, подробности которого мне вспомнить не удалось.
     Когда же я начал окончательно проваливаться внутрь себя, Краснощеков, как добрая фея, появился передо мной, вынырнув из клубов дыма, и проорал в ухо.
     - Надо дров, пошли.
     Я, как зомби, встал и последовал за ним. Шли мы довольно долго, не разбирая дороги. Сухие ветки хлестали по лицу, паутина лезла в уши и в нос, но я не задавал вопроса напарнику, зачем идти так далеко за дровами, когда вокруг их больше чем достаточно. Внезапно Краснощеков остановился, как вкопанный, и, постояв немного, принялся раздеваться.
     - В чем дело? - поинтересовался я издали.
     - Болото! - кивнув вперед себя, возвестил Алексей.
     - А разве здесь дров нет? - робко поинтересовался я.
     - Там их больше, пошли, - заходя в воду проговорил полностью голый Краснощеков.
     Я стал стаскивать джинсы. Впереди нас лежало не то что бы болото, а залитая весенним паводком поляна. Из воды торчали редкие стволы высохших деревьев и кустарник. Вода оказалась на редкость теплой, и я двинулся след в след за бредущим, не разбирая дороги, Алексеем. Где-то впереди, в лунной дорожке, что-то зашевелилось. Я подошел поближе, вода доходила мне до пояса. Это были спаривающиеся лягушки, они тихо дрейфовали в этом блаженном состоянии. Я присел, опустившись в воду так, что над поверхностью остались только нос и глаза. Теперь я видел все в таком же ракурсе, как и эти безмятежные существа. Мир увеличился в размерах, сухие стволы превратились в уродливых исполинов, между которыми гулял ветер, разгоняя клубы густого тумана самой причудливой формы. Задница удаляющегося Краснощекова, на которой играли блики лунного света, являла собой ягодицы австралопитека, рыщущего в поисках игуанодона, по глупости своей заблудшего в это гиблое место. Наверное, так себя чувствовало реликтовое земноводное, рискнувшее подставить свое рыло под ветер палеозойской эры. Бинокулярное зрение исчезло, и один из моих глаз увидел подплывающую ко мне лягушку, а другой продолжал смотреть на австралопитека, который забрался на сухое дерево и, энергично раскачиваясь, пытался его сломать. Внезапно с той стороны, где я видел лягушку, раздался внятный женский голос:
     - Не предсказанное произойдет!
     Я мог поклясться, что узнал этот голос. Все это было уже слишком, и я с диким воплем рванул за Краснощековым. Раздался оглушительный треск, и мой друг, оглашая окрестности победным ревом, рухнул в болото вместе с деревом.
     Обратно мы возвращались в полной тишине и, как следовало ожидать, вышли из болота абсолютно не в том месте, в котором вошли. Остатки ночи ушли на тщетные поиски оставленных на берегу брюк и, возвратившись обратно голыми, без дров и с явными признаками начинающегося респираторного заболевания, мы, вдобавок ко всему, были осмеяны нетрезвыми товарищами.
      Я проснулся со стоном в два часа дня. Ощущение было такое, что меня, маленького ребенка, оставили одного, забыв перепеленать. Вспотел я так, что постельное белье можно было выжимать. Вскочив с кровати, я открыл форточку, включил вентилятор и подставил липкое тело под струю теплого воздуха.
     "Надо же было в такую духоту улечься спать под ватное одеяло, забыв при этом открыть форточку", - подумал я.
     Через пять минут прохладный душ вернул мне чувство реальности, и я с прискорбием констатировал, что заняться мне сегодня абсолютно нечем, кроме как снова пойти спать. От этой мысли меня затошнило, и я решил перекусить. Открыв холодильник в поисках колбасы, вместо оной я обнаружил наросты льда, выдавливающие крышку морозильной камеры.
     Вот и дело нашлось, разморожу-ка я холодильник, - эти мысли вернули меня к жизни. Плесень депрессии, разраставшаяся во мне до этого момента, перестала докучать и, врубив на всю катушку старенький "Пиксис", я при помощи топора для рубки мяса начал сколачивать ледяные сталактиты, рискуя повредить морозильную камеру. В самый разгар работы пронзительным голосом заорал телефон.
     - Семьдесят шестое отделение милиции, сержант Висерман слушает, - пошутил я с неизвестным абонентом.
     - Центральное РУВД, майор Манту, - неизвестным абонентом оказался Краснощеков, - чем вы сейчас занимаетесь, коллега?
     - Я развожу Гуппи, а вы?
     - Вы можете оторваться от этого занятия и выслушать мое конструктивное предложение? - ответил Краснощеков вопросом на вопрос.
     - Весь во внимании, товарищ майор, - я вытянулся по струнке и отдал честь зеркалу.
     - Вы включены в списки! - заорал Алексей.
     - В списки чего? - насторожился я, - опять кто-нибудь родил на работе и надо сдавать бабки?
     - Никак нет, вы едите со мной за город на озеро с целью поедания недожаренного мяса и облизывания жирных губ нетрезвых дев.
     - Всегда к вашим услугам, группенфюрер, - повысил я напарничка в чине.
     - В таком случае мы за вами заедем через двадцать минут, - сказал Алексей и повесил трубку.
     Кто это, интересно, мы, и что мне с собой взять? - подумал я и в растерянности взглянул на недоразмороженный холодильник, разбросанные по комнате вещи и горы грязной посуды. Всякий интерес к наведению порядка улетучился, передо мной маячила перспектива позаманчивее. Как ни странно, ровно через двадцать минут в дверь позвонили. Я, естественно, был не готов и стоял посреди кухни в одних штанах, пытаясь поскорее запихать в рот кусок булки. Крутанув ручку замка, я тут же ощутил волну жизнерадостности, исходившую от Краснощекова.
     - Ты что, еще не готов? - вваливаясь в квартиру, спросил он.
     Мой рот был набит едой, и поэтому я позволил себе не оправдываться. Из-за широкой спины Алексея высунулась Леночка и, не поздоровавшись, спросила:
     - Я схожу в туалет?
     - В выключателе средняя клавиша, - подсказал я ей и, обращаясь к Краснощекову, спросил, - ну что, показал картину Леночкиному папе.
     - Он приедет через пару дней, я же тебе говорил, а сама Леночка разбирается в живописи, как свинья в авокадо. Одевайся быстрее, поехали.
     Выйдя из парадной, я к своему удивлению обнаружил, что мир не ограничен рамками душной квартиры, а прекрасен и удивителен. Около дома нас ожидали краснощековские друзья. Несмотря на маскировку, они все-таки поменяли средство передвижения. Вместо затюнингованной "Нивы" стояли и сверкали никелем два новеньких японских джипа.
     - На, положи под язык, - сказал Алексей и сунул мне в рот какой-то горький кристалик.
     - Что это такое? - с недоверием выполняя пожелание напарника, спросил я.
     - Да так, чтобы повеселее было, - сказал элегантный красавец Кирилл, которого я уже видел тогда ноябрьским вечером на Черной речке, перед походом в клуб.
     - За рулем сидел второй денди - Андрей, который зафиксировав на макушке солнцезащитные очки, мило улыбнулся, протянул мне руку, и я пожал мягкую ладонь с длинными холеными пальцами.
     - Когда же начнется сие веселье? - поинтересовался я.
     - Приедем на место, сразу вставит не по-детски. Только бабам не говори, - состроил серьезную мину Кирилл, - ЛСД мы обычно принимаем в мужской компании.
     Несмотря на компетентный прогноз, нас, по меткому выражению Кирилла, вставило не по-детски гораздо раньше, до того, как мы выехали из города. Правда, виной тому были, скорее всего, многочисленные остановки у различных продовольственных магазинов с целью приобретения неимоверного количества алкоголя и всякого другого провианта.
     - Держу пари, что все это они привезут обратно, ввиду того, что есть никто не захочет в ближайшие семь - восемь часов. Все это знают, но все равно пылесосят все прилавки, так как в таком состоянии никто ничего не понимает, - интимно шепнул мне на ухо Краснощеков.
     - Не знаю почему, но меня сильно развеселило это тонкое замечание, и я задорно захрюкал.
     - Что смеетесь, подонки? - обратился к нам Кирилл, передавая с переднего сидения шесть коробочек сливочного полена и увесистый мешок чернослива в шоколаде.
     - Куда столько-то? - спросил я.
     Краснощеков молча развел руками, мол, что я говорил.
     Андрей, совершенно потеряв всякую ориентацию, начал разговаривать с прибалтийским акцентом.
     - Разговаривай нормально, а то телки вычислят, - одернул водителя Кирилл.
     На некоторую странность этой компании я обратил внимание с самого начала. Дело в том, что девушки ехали отдельно, на втором автомобиле.
     - У вас как в пионерлагере: девочки направо, мальчики налево, - я закурил сигарету с фильтра, чертыхнулся и выбросил ее в окно.
     - Да с бабами не интересно, приходится все время им подыгрывать, - популярно объяснил Кирилл.
     За окном автомобиля кто-то перелистывал страницы каталога с пейзажами русских живописцев. Картинки менялись так быстро, что нельзя было разглядеть ничего конкретного и уж тем более того, кто эти самые страницы, слюнявя палец, собственно и перелистывал. Этим наблюдением я и поделился с экипажем нашего звездолета.
     - Совы не то, чем они кажутся, - таинственно прошипел Андрей.
     Краснощеков с Кириллом тут же извлекли из себя звуки, чем-то схожие с саунд-треком к сериалу "Твин Пикс". Получилось не так, чтобы уж очень.
     - Мне что-то жевачку не разжевать, - продолжал Андрей, - кто-нибудь может подержать гашетку моей плазменной пушки?
     - Сколько жизней у нас осталось? - спросил Алексей, с серьезным видом сунувшись между передними сидениями.
     - Вон телки совершили вынужденную посадку, давай остановимся, узнаем в чем дело, - обратился Кирилл к Андрею, проигнорировав вопрос на счет жизней.
     Телкинское авто было небрежно припарковано на обочине шоссе, а сам экипаж, расположившись на обочине, предавался истерике.
     - В чем дело, дамы? - задал резонный вопрос Кирилл, лишь только мы поравнялись с ними.
     К нам подбежала длинноногая красавица, которая, как потом выяснилось, приходилась Кириллу законной супругой, и постоянно хихикая, гримасничая и мигая по очереди, как мне показалось, разноцветными глазами, путая падежи сбивчиво прощебетала.
     - Мы никто не может вести машина.
     - Какого хрена, Вика? - возмутился Кирилл.
     - Мы случайно закинула кристалик, и нас раньше время распереть.
     - Какого хрена, Вика? - Кирилл был вне себя.
     - У нас еще есть, хотеть вам дать? - Виктория понемногу начала справляться с падежами.
     - Лена, какого хрена? - обратился Краснощеков, в свою очередь, к подошедшей чертовке.
     Пока спорщики выясняли "какого, стало быть, хрена", мы с Андреем, покинув машину, увлеклись созерцанием соцветий и чашелистиков придорожных ромашек, а две девушки из женского экипажа отправились в лес, видимо пописать.
     - О, жаба! - отрывая белые лепестки и тыча пальцем куда-то в траву изрек Андрей, после длительного молчания.
     - Мило, - лаконично ответил я.
     - В Америке, между прочим, этих жаб лижут с целью получения психотропного эффекта, - продолжил зоолог-любитель.
     - Крайне мило, - я уселся в траву и окунулся в стрекотание, щелканье и потрескивание, которое издавали тысячи насекомых, копошащихся вокруг меня. Из леса доносилась бесконечная трель пеночки-веснянки, которая внезапно прервалась и голосом Кирилла проговорила:
     - Миша, права есть с собой? - и получив утвердительный кивок, продолжила, - поведи тогда дамский автомобиль, будь другом.
     - Где здесь руль? - спросил я, залезая в машину. Управлять им совершенно не хотелось, хотелось дослушать песню пеночки-веснянки.
     Андрей, видимо решивший, что я классный водитель, задал лихой темп и мне пришлось постоянно гнать по шоссе, совершая двойные обгоны, под визг и хохот девушек.
     На озере, предварительно попрыгав с мостков в еще не прогревшуюся воду, мы взяли напрокат четыре лодки, в которых лежали пластмассовые черпаки черного цвета и ядовито-оранжевые облупленные спасательные круги, решив отправиться к острову на середине озера.
     Как-то само собой все разделились по парам, и мне в спутницы досталась коротко стриженая, подвижная брюнетка с хиповским именем Анжела.
     - Леди, откуда у вас такое одиозное имя? - спросил я, пытаясь одновременно курить, пить пиво и грести двумя веслами.
     - Вам помочь? - спросила она вместо ответа и, как мне показалось, специально сильно нагнулась в мою сторону, демонстрируя аппетитные формы.
     Я бросил весла и протянул ей банку с пивом.
     - Жаль, что у мужчин нет такой откровенной возможности с помощью телодвижений продемонстрировать свою заинтересованность особой противоположного пола.
     - Это почему же нет, есть, - ответила она.
     - Ну, это уже будет хамство! - продолжая грести, заступился я за мужчин.
     - А о чем это ты подумал? - спросила Анжела, закидывая руки за голову и заставляя футболку приподняться. В результате этого па обнажился сексуальный животик с аккуратным пупком.
     Я сглотнул резиновую слюну и загреб чаще.
     - Обычно рядом с женщиной у меня возникает желание...
     - Это физиологично, - ответила она, превратно поняв мою фразу и не дав мне договорить, - лучше с женщиной, чем с мужчиной.
     Тут сзади послышались громкие вопли. Лодка Краснощекова взяла на абордаж судно Андрея. К ним спешил присоединиться и греб изо всех сил Кирилл. В результате умелого маневрирования Алексея лодка Андрея была взята на буксир, а сам капитан оказался за бортом в некотором отдалении. Ничего другого ему не оставалось, как ухватиться за одно из весел Кирилла. Причем тот постоянно его отпихивал.
     - Это у них называется игрой "Леонардо, плыви сам", - пояснила Анжела.
     - И всегда Леонардо выплывает? - поинтересовался я.
     - В большинстве случаев - да.
     - Мило, но я не думаю, что нам стоит к ним присоединяться.
     Анжела развернулась и посмотрела в сторону побоища, откуда, бешено работая веслами, с ужасающей скоростью к нам приближалась лодка Краснощекова, на носу которой стояла Леночка, воинственно размахивающая ковшиком.
     - По-моему, нас сейчас заставят играть, не спрашивая нашего желания, а вода, как тогда в Атлантике, холодная, - обречено проговорила Анжела и умоляюще посмотрела на меня.
     Я выплюнул сигарету, сделал ужасающий глоток пива и налег на весла.
     - Это мы еще посмотрим!
     Минут через пять позади нас послышалось обреченное Леночкино: сволочи и трусы, и преследователи отстали.
     - О, Михаил, а вы говорили, что у мужчин нет возможности произвести впечатление на женщину с помощью телодвижений.
     "Вот жопа, знала бы ты, чего мне это стоило", - пронеслось у меня в голове, - "я совершенно выдохся". Но вслух только что-то промычал, глотнул пива и лег на дно лодки.
     - Тебе надо освежиться, давай искупаемся, - она встала, изящно изогнулась и нырнула, потревожив зеркальную гладь озера.
     "Мило", - пронеслось у меня в голове, и я прыгнул следом за ней.
     Холодная вода, вопреки моим ожиданиям, ничуть не отрезвляла, а как-то даже совсем наоборот. Так как пловец из меня не очень, то я не стал отплывать далеко и, сделав пару-тройку гребков, вернулся в лодку, где с наслаждением растянулся на прогретом солнцем деревянном настиле дна лодки.
     Небесный свод надо мной разрезали жирные тушки облаков, они кружили вокруг солнца на определенном расстоянии, боясь подойти к нему, так как светило окружал какой-то опасно бордовый ореол. Птицы, попадая в поле моего зрения, жили на фоне этой фантастической картины секунды, а потом исчезали навсегда. Где-то там, за границей моего восприятия, они складывали крылья и камнем падали вниз, поверхность озера расступалась перед ними, образовывая воронкообразное углубление. Птицы падали в эти черные дыры, и вода смыкалась над ними.
     Когда я уже начал беспокоиться из-за длительного отсутствия Анжелы и подумывать о том, что неплохо бы встать и осмотреться, как над бортом лодки появилась ее голова.
     - Тебе идут мокрые волосы, - отпустил я комплиментик.
     На что Анжела подтянулась, заставив меня убедиться в том, что лестной оценки заслуживают и остальные части ее тела. Мокрая футболка плотно облегала грудь, не оставляя места для фантазии, и когда остальное ее тело оказалось во чреве лодки, я понял, что отступать некуда. То, что иногда происходит между мужчиной и женщиной, само собой случилось...
     Я лежал на корме и пытался не думать о том, что произошло, но мысли шли своим чередом, не слушая меня.
     Однако, секс под ЛСД вещь экзотическая, ранее ничего подобного я не вытворял.
     Ветра не было, и лодка без видимого движения лежала на поверхности озера. Какой-то, видимо, еще прошлогодний сухой лист, только что освободившийся от плена снега, едва касаясь поверхности воды, плыл мимо. Мир, в котором он существовал, был настолько же прост, насколько мой загадочен и сложен, хотя кто знает? Может в его высохших клетках и устьицах еще были живы воспоминания о веселом шорохе миллионов его собратьев, колышущихся в ответ на порывы ветра. Вряд ли он понимает сейчас, где находится, его одиночество фатально. Скоро он окончательно сгинет в холодной, темной воде. Я способен был его понять, особенно сейчас.
     Анжела, перегнувшись через борт лодки, разглядывала что-то в воде.
     - Что ты увидела? - нарушил я тишину.
     - Да так, разное, - тихо, и как-то смутившись, ответила Анжела.
     - Да, там много разного, в том числе и мы с тобой, - проговорил я.
     Мои розовые романтические мысли были прерваны самым вероломным, варварским способом. В ухо мне ударила большая, склизкая жаба и одновременное гиканье и улюлюканье чутких, тактичных товарищей. Я едва успевал прикрывать себя и визжащую Анжелу ковшиком от живых снарядов.
     Как выяснилось, Краснощеков с Леночкой тоже зря времени не теряли, и пока мы предавались любовным утехам, сплавали в ближайшее прибрежное болотце и набрали изрядное количество жаб, совокупляющихся в это время года повсеместно.
     Как символично закончить романтический вечер с барышней прикосновением к лицу холодной жабьей кожи, это как в сказке про царевну лягушку. Тут появилось какое-то навязчивое желание, что нужно взять и сжечь эту кожу, а заодно и лодку вместе с девушкой, назвавшей себя Анжелой.
     - Леонардо, плыви сам! - заорал Краснощеков, и наконец-то зацепив меня веслом, заставил потерять равновесие и упасть в "аш два о".
     Холодная пучина приняла меня неласково, я не успел закрыть рта и схватил "огурца". Мимо проплывали глупые рыбы. На секунду мне открылась подноготная зеленоватой мглы, по поверхности которой нам было дозволено плавать.
     Рядом с собой я увидел пышнотелую русалку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся Краснощековым, который, видимо поскользнувшись на многочисленных земноводных, рухнул следом за мной.
     Когда же моя голова показалась над водой, я увидел удаляющиеся от нас лодки, в которых, предательски хихикая, сидели Леночка с Анжелой и гребли что было сил.
     - Что, доигрался, палтус пресноводный? - обратился я к краснощековской голове, которая фыркала и отплевывалась в двух метрах от меня.
     - Да, - сказала голова, - придется добираться до берега вплавь.
     На берегу ждал Кирилл, уже успевший разжечь костер и переодевшийся во все сухое.
     - Эй вы, лягвы пупырчатые, выпейте "текилы" и переоденьтесь, а то заболеете, - обратился к нам Кирилл.
     Огненная вода обожгла верхние отделы желудочно-кишечного тракта и обернулась теплом и умиротворением. Приятное спокойствие накатило на меня, и я, бахнув еще пятьдесят, углубился в причудливую игру языков пламени, пытаясь подогнать свое сознание под образ мыслей индейцев. Горячее пламя костра выбрасывало вверх сотни огненных сперматозоидов, которые на лету превращались в саламандр, строивших мне страшные рожи, они шевелили лапками и, подчиняясь дуновению ветра, улетали куда-то в чащу леса, где их наверняка ждали эльфы, лешие и обосновавшиеся на земле гуманоиды.
     Мое созерцание прервал громко чавкающий Краснощеков, который занимался приготовлением шашлыков. Видимо, он не мог ждать пока мясо дойдет до кондиции, и ел его сырым, как голодный тапир, запивая из горла "текилой".
     - Алексей, вы же будете пьян и глуп, - обратился к нему Кирилл.
     - Нет, я буду сыт и умен, - ответил Краснощеков и уплел очередной кусок мяса, сдобренный луком и целой помидориной.
     - По-моему, настоящие тапиры так себя не ведут, - вставил я возмущенно, - я тоже хочу есть, да и барышни, они ведь голодны и дюже красивы.
     Фраза не получилась и Кирилл, покачав головой, налил мне очередную порцию "текилы".
     - Буэнос диас, мучачас, - ласково прошептала над моим ухом внезапно появившаяся Анжела. Я, осмелев, притянул ее к себе, и она уселась мне на колени, отчего в штанах сделалось дискомфортно.
     - Я одинок, они жрут и обманывают меня, что мясо не готово, только огненные саламандры понимают меня, да ты! - пожаловался я ей. Мы чокнулись и выпили еще.
     - Леша, у тебя глисты заведутся, - сказала Леночка, усаживаясь рядом со своим ненасытным избранником.
     - Я сам глист, а подобный подобного не жрет! - изрек Краснощеков и опять приложился к бутылке.
     - Вы слышите меня, бандерлоги? - из-за кустов выскочил Андрей, желая своим внезапным визитом напугать присутствующих, и принялся, кривляясь, прыгать вокруг костра, отчего сам больше всех стал походить на этих самых бандерлогов. Никто не испугался и даже мало кто обратил на него внимание.
     - А теперь танец тапирьего молочка! - объявил я, внезапно схватил Анжелу на руки, два раза по-жабьи прыгнул и, видимо, не рассчитав сил, свалился вместе с ней в костер, чуть не перевернув импровизированный, сделанный из кирпичей, мангал. Во время падения Анжела, вместо того чтобы заорать, обхватила мою шею руками и сомкнула наши уста в продолжительном поцелуе. Когда же мы поднялись, на наших телах и одежде не было никаких повреждений, хотя упали мы в самое пекло. Все расценили случившееся как чудо и решили по этому поводу выпить.
     Рядом со мной в траву упал Андрей, жуя лимон, и завел с места в карьер серьезную беседу. Меня инстинктивно передернуло от такого откровенного процесса поедания цитрусового, и я напряженно посмотрел ему в глаза, готовясь парировать какую-нибудь очередную глупость.
     - Вот, ты говоришь, медицина - гуманная профессия. Вы спасаете бомжей, ханыг, наркоманов, - при слове "наркоманы", он окинул всю компанию недружелюбным взглядом, - а все для чего?
     - Для чего? - эхом откликнулся я.
     - Для того, что бы эти спасенные продолжали плодить на теле нашего общества смердящие, гнойные язвы порока! - Андрей уставился на меня, ожидая ответного выпада.
     Желая реабилитировать в глазах Андрея профессиональную область, представителями которой являлись мы с Краснощековым, я тут же, выдумывая на ходу, рассказал страшную историю, благо сознание подкидывало мне самые извращенные сюжеты:
     - Вот приехала моя подруга, коллега по работе, на вызов в подвал к бомжу. Сердобольные жители вызвали с первого этажа. Так вот, на бомже толщиной в пять сантиметров шуба из вшей.
     - Фу, какая гадость! - с отвращением проговорил Андрей.
     - Ну, она сбегала к водителю, взяла у него канистрочку с бензином и полила вшей, в надежде, что те разбегутся, - рассказывая это, я методично снимал жирными губами кусочки мяса с шампура.
     - А дальше что? - потряс меня за плечо собеседник, видя что я чересчур увлекся чревоугодничеством.
     - Ну, пока она относила канистру, бедняга, видимо, будучи сильно пьян, закурил и моя подруга, вернувшись, застала объятое пламенем тело.
     - Ну и? - оторопел Андрей.
     - Что, ну и? Развернулась и ушла вызывать пожарных. А ты говоришь, что мы бомжей спасаем. Мы санитары города! - сказал я и закурил от головешки, полагая, что полностью реабилитировался перед фашиствующим оппонентом.
     - Да! - Андрей посмотрел на меня уважительно и, почему-то очень смущаясь, завел разговор о кланах в правоохранительных органах и торговой сфере, подробности которого мне вспомнить не удалось.
     Когда же я начал окончательно проваливаться внутрь себя, Краснощеков, как добрая фея, появился передо мной, вынырнув из клубов дыма, и проорал в ухо.
     - Надо дров, пошли.
     Я, как зомби, встал и последовал за ним. Шли мы довольно долго, не разбирая дороги. Сухие ветки хлестали по лицу, паутина лезла в уши и в нос, но я не задавал вопроса напарнику, зачем идти так далеко за дровами, когда вокруг их больше чем достаточно. Внезапно Краснощеков остановился, как вкопанный, и, постояв немного, принялся раздеваться.
     - В чем дело? - поинтересовался я издали.
     - Болото! - кивнув вперед себя, возвестил Алексей.
     - А разве здесь дров нет? - робко поинтересовался я.
     - Там их больше, пошли, - заходя в воду проговорил полностью голый Краснощеков.
     Я стал стаскивать джинсы. Впереди нас лежало не то что бы болото, а залитая весенним паводком поляна. Из воды торчали редкие стволы высохших деревьев и кустарник. Вода оказалась на редкость теплой, и я двинулся след в след за бредущим, не разбирая дороги, Алексеем. Где-то впереди, в лунной дорожке, что-то зашевелилось. Я подошел поближе, вода доходила мне до пояса. Это были спаривающиеся лягушки, они тихо дрейфовали в этом блаженном состоянии. Я присел, опустившись в воду так, что над поверхностью остались только нос и глаза. Теперь я видел все в таком же ракурсе, как и эти безмятежные существа. Мир увеличился в размерах, сухие стволы превратились в уродливых исполинов, между которыми гулял ветер, разгоняя клубы густого тумана самой причудливой формы. Задница удаляющегося Краснощекова, на которой играли блики лунного света, являла собой ягодицы австралопитека, рыщущего в поисках игуанодона, по глупости своей заблудшего в это гиблое место. Наверное, так себя чувствовало реликтовое земноводное, рискнувшее подставить свое рыло под ветер палеозойской эры. Бинокулярное зрение исчезло, и один из моих глаз увидел подплывающую ко мне лягушку, а другой продолжал смотреть на австралопитека, который забрался на сухое дерево и, энергично раскачиваясь, пытался его сломать. Внезапно с той стороны, где я видел лягушку, раздался внятный женский голос:
     - Не предсказанное произойдет!
     Я мог поклясться, что узнал этот голос. Все это было уже слишком, и я с диким воплем рванул за Краснощековым. Раздался оглушительный треск, и мой друг, оглашая окрестности победным ревом, рухнул в болото вместе с деревом.
     Обратно мы возвращались в полной тишине и, как следовало ожидать, вышли из болота абсолютно не в том месте, в котором вошли. Остатки ночи ушли на тщетные поиски оставленных на берегу брюк и, возвратившись обратно голыми, без дров и с явными признаками начинающегося респираторного заболевания, мы, вдобавок ко всему, были осмеяны нетрезвыми товарищами.
Острые, теплые струи душа пытались пробить дырку в моей черепной коробке, но, понимая тщетность своих усилий, падали вниз к ногам и убегали куда-то в трубы, захватив по дороге остатки лесного мусора, прилипшего к телу. Тяготило содеянное. Но сегодня как-то не очень. Вроде бы собиралась позвонить Анжела, и я ждал этого, хотя остерегался контактировать с женщинами, обремененными брачными узами.
     Выйдя из душа, я с прискорбием констатировал, что грязные тарелки сами собой не помылись, и на вершине посудного Эвереста восседает, нагло шевеля усами, огромный рыжий таракан.
     - Слишком жирно живешь, сволочь, пора положить этому конец! - сказал я и щелчком отправил бессовестное насекомое в другой конец кухни, - я здесь прописан, а ты убирайся.
     Хлопнула пробка нового "Фери", и мысли прекратили свой бег по порочному кругу интроспекции, выстроившись в стройный ряд, чтобы не мешать посуде стать такой же чистой, как у жителей Вила-Рибы или Вила-Баджо, я уже точно не помню, а, может быть, Роберто Баджо, но нет, это уже из другой оперы. Внезапно посуда кончилась, и я отправился в комнату, желая повторить один из подвигов Геракла, и, когда Авгеевы конюшни были вычищены наполовину, прилег на диван, чувствуя приятную усталость от содеянного. Что-то зашуршало под спиной.
     - Неужели денежка? - подумал я, но, выдернув из-под себя бумажку, идентифицировал ее как счет - извещение за комнату. Отложив бумажку аккуратно в сторону, я решил немного вздремнуть, но тут раздался телефонный звонок.
     - Это ты, инсектоид? - раздался в трубке голос Анжелы.
     - Нет, это Роман Ручко - садовник Джони Деппа, - сухо ответил я.
     - Товарищ Ручко, не хотите ли вы прогуляться и выпить пива на сон грядущий.
     - Отчего же не выпить? - быстро согласился я, - выпить лучше, чем не выпить.
     "Счастье" должно было ждать меня на станции метро "Лиговский проспект". Когда окружающее пространство ограничилось надо мной сводами метро, и бесконечная перистальтика кишки эскалатора стала засасывать в утробу, наружу, словно маленькие злые сущности, поползли мысли:
     "Куда я еду, зачем мне это надо, на кой черт с ней встречаться, если она замужем".
     Но тут же я почувствовал непонятную нежность к девушке Анжеле, перемешанную с желанием женщины. Я ухватился за это ощущение, поняв, что только оно и является оправданием моего путешествия.
    
     * * *
    
     - Ты постиг меня в чувстве своем? - Анжела допила приличным глотком последнюю бутылку пива.
     Мы сидели в каком-то чахлом скверике на раздолбанной скамейке. Я был очень пьян, до того, что от любого сказанного ею слова из глаз текли слезы. Я лег на траву и уставился в небо.
     - Хочешь я разденусь и, как нимфа, станцую над тобой танец луны? - она вся светилась изумрудно-зеленым: тем светом, что заставляет нас выть, подобно волкам.
     - Идем домой к тебе.
     - Я замужем, глупенький, это никак.
     - Я знаю, к сожалению, знаю.
     - Сколько же мы сегодня выпили? - она присела и провела ладонью по опрокинутым на траве бутылкам.
     - Брось, я люблю тебя и страшно хочу писать.
     - И я! - Анжела быстро расстегнула молнию и присела.
     - Как это, черт возьми, кайфово! - я шатался и понимал, что еще пара бутылок, и мы будем спать здесь, в траве, куда домохозяйки и их мужья с похмелья выводят гулять своих бедных собак.
     - У тебя будет на тачку? - спросила Анжела, покачивая бедрами и натягивая джинсы.
     - Есть! - крикнул я и кинул на траву оставшиеся купюры.
     Запах автомобиля, замкнутое пространство, меня сильно вдавило в сидение, здесь теплее, наверное, усну.
     - Остановите тут. - Анжела толкнула меня в плечо, я проснулся и выполз на улицу.
     - Прости меня, но я должна идти, - голос ее вибрировал.
     Зачем она говорит? Ведь я люблю ее, и она меня тоже, зачем она говорит? Зачем она уходит? Последний поцелуй, что может быть безнадежнее? Она идет, фонари качаются, трамвай разбивает ночь дробью, стоп! Теперь я один. Как это прекрасно - остаться в Купчино ночью, под этим небом, одному. Правая нога мокрая, полил дождь еще сильнее, чем вчера. Все деньги отдал алчному извозчику, в кармане ничего, кроме таксофонной карты, да и то почти пустой.
     "А ведь Света живет тут рядом, вон в том доме, займу денег на дорогу у нее", - эта мысль меня позабавила.
     Черт возьми, как давно это было! Я вспомнил, как совсем еще юный ездил к ней чуть ли не через весь город, чтобы только подышать воздухом ее квартиры, как дрался с ее собакой в лифте. Доберманы - полные идиоты. А теперь, через шесть лет, я иду к ней занимать деньги на дорогу домой. Я иду от другой женщины, но при этом я испытываю нежность к ним обеим.
     "Что это? Где я?"
     Вот стайка каких-то гопников. Хорошо бы сия чаша меня миновала. Я прошел по пустырю без приключений, если не считать мокрых ботинок.
     Восьмой этаж, сто пятьдесят третья квартира.
     - Здравствуйте, Екатерина Семеновна! Извините, пожалуйста, что так поздно.
     - Ничего страшного, Миша, проходи, но Светочки, к сожалению, нет дома.
     - Нет, спасибо, мне уже домой пора, - я замялся и, сам пугаясь своей наглости, спросил: - Мне из ваших выселок пешком не выбраться, а транспорт уже не ходит. Вы бы не могли одолжить мне денег на дорогу?
     - Вот, держи пятнадцать рублей, - я прочел полное понимание в глазах Светиной мамы.
     - Спасибо большое, я пойду. Свете передавайте привет.
     - Аккуратней Миша, всего тебе хорошего.
     Стоя на лестничной площадке, я смотрел на грязный пустырь в темных кратерах луж. Уютные, желтые пятна от фонарей тянули к себе, грязь отталкивала. Я не хотел думать и стоял без движения, боясь себе признаться в том, что, наконец, понял, что было для меня настоящей любовью. Это то бесхитростное, туповатое состояние, которое я испытывал, стоя на этой самой площадке когда-то давным-давно. Чем больше я мусолил эту мысль, тем больше хотелось выпить еще. В кулаке хрустела пятнашка. В конце концов путь пешком не представлял собой что-то ужасное.
     - К утру доберусь, - подумал я, - и ватные, тяжелые ноги понесли меня вниз по лестнице.
     Выйдя из парадной, я закурил, мысли перестали напоминать жевательную резинку. Я испытывал здоровое чувство, без примеси пустого мудрствования и размышления о смысле бытия в контексте неразделенной любви. Я покупал ей цветы, мы ходили в кино, гуляя по набережной, читали друг другу стихи, и Света воспринимала меня и мое к ней чувство как надо. Она, в отличие от многих последующих женщин, никогда не говорила мне о том, как ее следует любить, как чувствовать, как страдать. Я благодарен ей за это. Не надо скрупулезно разумных, напичканных чужой и своей ложью понятий, которые большинство людей стараются подать вперед всего самого искреннего. Меня тошнит от этого. Любовь - это то, что никогда не испортит простота.
     Мои размышления прервали крики где-то справа за углом дома. В столь поздний час подобные звуки могли сопровождать только драку. Я решил не торопиться и снова закурил. Через некоторое время крики стихли, и я решил отправиться дальше. За углом было пусто. На мокрой примятой траве, где только что происходило жестокое действо, лежало что-то цветное и блестящее. При ближайшем рассмотрении это что-то оказалось плеером. Я надел наушники:
     - Генри Ролинз. Теперь понятно, откуда столько энергии.
     В одной руке плеер, в другой деньги. Значит по дороге покупаю еще пива и под музыку пешком домой. Чья-то рука легла мне на плечо, мысли мигом оборвались и обрушились куда-то вниз живота. Я сдернул наушники и обернулся.
     - У вас не будет сигаретки? - кокетливо, видимо, уже во второй раз спрашивала молодая девушка.
     Отступив на шаг назад, я вытащил пачку и протянул ей. Их было двое. Одна стояла, зацепившись за руку другой, как делают все девушки-подружки. Вокруг них бегала собака.
      "Хорошо, что колли, а не бультерьер", - подумал я.
     - Что ж вы так поздно гуляете, барышни, и одни? - начал я охоту.
     - Мы не одни, мы с собакой, выгуливаем ее и себя перед сном.
     - Но это не помешает мне угостить вас пивом. Будете? - спросил я.
     Они уверенно кивнули, и мы отправились к ближайшему ларю. Помимо моей пятнашки у "восьмиклассниц", как быстро окрестил их я, оказалось ровно столько же и, учитывая мое накачанное состояние и их возраст, нам должно было вполне хватить. На встречное предложение пойти к ним в гости я отреагировал мгновенным согласием.
     Дальнейшие события развивались весьма тривиально. Под тусклым светом ночника на растерзанной постели лежала пухлая блондинка, расстегнув блузку и демонстрируя мне приличных размеров грудь с оттопыренными розовыми сосками. Я бесцельно мял их в руках. Блондинка убрала мои руки со своей груди и стала показывать пальцем куда-то мне за спину. Обернувшись, я увидел силуэт второй девицы за повешенной простыней, сзади девицу подсвечивал фонарик.
     - Ты прямо как Памелла Андерсон! - отвесил я двусмысленный комплемент.
     - А кто это? - спросила девица и закривлялась еще интенсивнее.
     - Никто, - ответил я.
     Танцовщица подтанцевала ко мне вплотную и завалила на постель, рядом со своей пышнотелой подругой...
     Когда же все это наконец-то закончилось, я вышел на балкон покурить. Отсюда в предрассветных сумерках открывался вид на два дома, стоящих друг напротив друга. В один из них я провожал вчера Анжелу, в другом жила Света. Поначалу это открытие меня несказанно развеселило, я даже подумал, что, может быть, кто-то из них стоит сейчас у окна и смотрит на меня. Но вдруг, вместе с прохладным утренним ветерком, на меня нахлынула невыразимая тоска и безнадежность, сигарета, которую я забыл вынуть изо рта, догорев, обожгла мне губы.
     "Мерзкий, безжалостный мир", - подумал я, - "он совершенно к нам равнодушен".
     - Шагни вперед и все переменится к лучшему! - подмигнуло мне мое больное подсознание.
     - Да плохо работает мой лентопротяжный механизм, - сказал я вслух, плюнул в пустоту и пошел убить пару оставшихся до дежурства часов тяжелой дремой.
Утреннее небо над моей головой напоминало содержимое банки с "лечо", только это было плохое "лечо" со слишком большим содержанием красного перца и к тому же малость протухшее. Источником этого запаха являлся ларек, расположенный напротив выхода из метро. Ветер продувал мою голову насквозь через неприкрытые уши. Глупые отекшие ноги несли меня к двадцать седьмой подстанции, подчиняясь пульсирующей боли, возникающей где-то в области малого родничка. Боль набухала, вместе с каплями влаги она скатывалась на асфальт и, путаясь под ногами, мешала идти. Это похмелье, ничего другого я на сегодня не заслужил, мне было стыдно за собственное отражение в витринах магазинов.
     "Если у Краснощекова найдется немного денег на бутылку прохладной минералки, то я буду счастлив, полностью счастлив!" - подумал я.
     Издали я узрел Краснощекова, в растерянности стоящего у открытой боковой двери нашего автомобиля. Рядом с ним стоял Панков и разводил руки в стороны, рискуя разорваться напополам. На лицах их отражалась вся гамма эмоций, возникающая у людей, внимательно разглядывающих внутренности раздавленной на шоссе собаки. Подойдя ближе, я понял, что разводить руками было от чего - на носилках лежал труп, причем голый и с морговским номерочком на большом пальце правой ноги.
     "Отличное продолжение похмелья", - пронеслось у меня в голове.
     Видимо, одного взгляда на меня Краснощекову хватило для того, чтобы безошибочно оценить мое состояние.
     - Нельзя, батенька, доводить себя до такого, а то вон что может случиться, - напарник ткнул пальцем в сторону трупа.
     - Откуда вы его взяли? - мне сложно было удивиться, но я все-таки сделал это.
     - Да так, тренажер для некрофила, - съязвил Коля и протянул мне руку.
     - Откуда это...? - я еще раз попытался прояснить ситуацию, но Краснощеков перебил меня:
     - Сам не знаю, надо выяснить у Тамусенко. Он вчера на нашей машине работал.
     Артемий Тамусенко действительно представлял собой личность выдающуюся, он и видом своим скорее напоминал дядюшку Фестера из семейки Адамсов в великолепном исполнении Кристофера Ллойда. Дело в том, что с Артемием постоянно происходили вещи из ряда вон, характеризовала их излишняя инфернальность и относились они скорее к миру потустороннему. Кроме Артемия, никого другого не вызывали ночью на кладбище, откуда он возвращался весь в грязи, и это естественно вызывало двусмысленные замечания и шпильки в его адрес. Все было бы ничего, если бы Тамусенко обладал чувством юмора, но с этим было плохо, и он молча выслушивал замечания коллег, окидывал всех диким взором и поднимался к себе наверх в фельдшерскую. Все мы были абсолютно уверены в том, что в его шкафчике стоят мензурки с кровью летучих мышей и пакетики с перетертыми в порошок черепами. Бригада, в состав которой входил Тамусенко, чаще других бригад отчитывалась ответственному врачу о смерти в присутствии и чаще других выезжала на смерти до прибытия. Однажды, работая один, Артемий побил все рекорды. За смену он "зачехлил" девять человек, причем четырех из них в присутствии. Линейно контрольная служба ездила за ним по пятам, но дальнейшие заключения всевозможных комиссий звучали оправдательно. "Просто не везет парню!" - говорили судебные медики.
     Однажды, во время просмотра фильма "Реаниматор", Тамусенко улыбнулся, и все с неподдельным интересом заглянули ему в рот, видимо, желая увидеть там волчьи клыки. К всеобщему разочарованию, клыков там не оказалось. Надо ли говорить о том, что читал он исключительно Стивена Кинга и постоянно слушал музыку в плеере а ля "Лакримоза".
     - А, раз Тамусенко, тогда все понятно, пойду переоденусь, - я махнул рукой и направился к двери.
     Приняв душ, почистив зубы и облачившись в рабочую форму, я спустился вниз, заслышав издалека раскатистый гогот Краснощекова, перемежающийся с интеллигентными смешками Вислоухова.
     - Что за позитивизм, товарищи? - спросил я у них и, глядя на радостные физиономии, помимо своей воли, расплылся в улыбке.
     - Садись, слушай - история о трупе. Ожившие мертвецы 8652. Автор сценария, продюсер и режиссер Артемий Тамусенко. - Краснощекова всего распирало.
     - А кто же в главной роли? - поинтересовался Вислоухов.
     - "Оскара" за лучшую мужскую роль получает... труп, - проорал Алексей и захлопал в ладоши. - Короче, вчера ночью, в два часа Тамусенко отвозил в морг очередную жертву полной луны, - жертвами полной луны Краснощеков называл самоубийц, так как количество суицидов в полнолуние, неизвестно по какой причине, резко возрастает. - Ну, сдал его, как положено, и стал бродить по тамошним апартаментам. Водила сидел в машине и дремал, а задняя дверь была открыта с целью проветривания.
     - Ну, а как же-то этот труп там оказался? - проявил я нетерпение.
     - А вот как. Пьяные санитары должны были осуществить выгрузку областного "чехла" в областную машину "скорой помощи" для дальнейшей транспортировки его в областной морг, а эта областная машина стояла рядом с нашей, ну, и они, конечно, загрузили трупак в нее и захлопнули дверь. Тамусенко, закончив экскурсию по чертогам Аида, благополучно уселся в кабину и отправился на станцию, естественно не заглянув в карету. Утром труп обнаружил я, ваш покорный слуга. - Краснощеков поклонился, давая понять, что повествование закончено и он ждет заслуженных аплодисментов.
     - Так что же получается, на Екатериненском не обнаружили пропажи? - изумился Вислоухов.
     - Да они с ног сбились, все ментовки обзвонили, говорили, что у них труп с секционного стола сбежал. Ну в общем ищут пожарные, ищет милиция...
     В этот момент из диспетчерской выплыл Тамусенко, лицо его было цвета грозового фронта, глаза извергали молнии.
     - Что случилось Артемий, у тебя отняли трофей? - спросил я.
     - Было бы смешно, если не было бы так грустно, - пробурчал в ответ Тамусенко.
     - Я не знаю, как там было на самом деле, но я теперь буду носить с собой осиновый кол! - Вислоухов всем своим видом давал понять, что кто угодно, только не он станет легкой добычей демона в белом халате.
     - Из окна послышался рокот мотора подъезжающего "рафика" из областного морга. Тамусенко встал.
     - Пойду помогу санитарам, все-таки как-никак и моя вина в этом есть, - он удалился, по привычке вжав голову в плечи, а оставшиеся как-то одновременно закурили по очередной сигарете.
     - Чуете, могильным холодом потянуло? - заметил Краснощеков.
     - Просто форточку нужно прикрыть, - отреагировал Вислоухов и аккуратно прикрыл створку.
     От курения у меня еще больше разболелась голова, да и вообще как только ушел Тамусенко, стало как-то грустно.
     - Нет, он точно вампир, только энергетический. Это как у Федора Чистякова: "Я только встал и уже устал".
     Разговор как-то сам собою затух, и образовавшуюся паузу заполнил резкий голос диспетчера, искаженный динамиком. Нас с Краснощековым отправили на вызов.
     - От техно-музыки меня тянет блевать! - Алексей выключил радио и воткнул кассету с "Кью", - о, другое дело, можно хоть молодость вспомнить.
     - Это у тебя выработался условный рефлекс на техно, - я сделал умное лицо.
     - Объяснитесь, сударь, - Краснощеков щелчком выкинул окурок в форточку и случайно попал какому-то ханыге за шиворот, но тот ничего не заметил и продолжал рыться в своей урне.
     - Когда вы слушаете техно, вы находитесь в клубе, когда находитесь в клубе, вы употребляете экстази и кокаин, когда снимаетесь со стимуляторов, после вечерины, вы трескаетесь героином, а от героина вы всегда блюете, вот почему техно-музыка вызывает у вас рвотный рефлекс, - я гордо, сверху вниз, глянул на Панкова, который, задавленный моей логикой, тихо сидел, покручивая баранку.
     - Так что же получается, я психопат по-вашему? - Краснощеков подражая мне, перешел на вы.
      - Да! - я поставил точку в бессмысленной беседе. Напарник хмыкнул и тоже замолк.
     - Какое небо голубое, сейчас бы куда-нибудь за город, на озеро, - мечтательно вздохнул Панков, заведя свою любимую пластинку.
     - Спасибо, были недавно, - Краснощеков поморщился.
     Серые стены, с обеих сторон сжимающие дорогу в тиски, вопреки логике геометрии Пифагора, смыкались где-то в перспективе и падали в мутную, грязную воду Обводного канала. Слева легендарные "Ботки", справа товарный терминал Московского вокзала. Подобное зрелище само по себе может вызвать состояние аналогичное похмелью, а уж о том, чтобы купировать уже имеющееся, и речи быть не может. Я закрыл глаза и стал, по своему обыкновению, считать до восьмидесяти трех.
     - Хватит медитировать, приехали! - рявкнул Панков, машина остановилась и я, не успев досчитать даже до восьмидесяти двух, нехотя открыл глаза.
     Дверь квартиры открыло существо, одновременно напоминающее жабу и гуманоида.
     "Допился, братец!" - бухнуло у меня в голове, но, взглянув на напарника, я понял, что продолжаю оставаться в объективной реальности, или допился я все-таки не один.
     - Доброе утро, барышня, - начал Краснощеков, запнувшись на слове барышня, было видно, что пол нашего пациента(ки) он определил наобум.
     - Здравствуйте! - высохшим, женским голосом ответило существо, с ног до головы обернутое в полиэтиленовые дождевички зеленого цвета. На руках жабы-гуманоида были желтые хозяйственные перчатки, на ногах красные резиновые сапожки. Подобные я носил в детстве, когда ходил с бабушкой летом в Зеленогорске по грибы. Вдобавок ко всему глаза монстра прикрывали большие слесарные очки.
     - Куда нам пройти? - помог я замешкавшемуся Краснощекову.
     - Вытирайте ноги и проходите в комнату, - с брезгливостью в голосе предложила она.
     Я почувствовал себя человеком второго - третьего - четвертого - пятого сорта, вспомнил, что последние двадцать минут не принимал душ, и мне стало стыдно.
     - Что с вами случилось? - голосом дебила затараторил Алексейчик и без задней мысли приготовил свои ягодицы для мягкой посадки на деревянный табурет, но Инга Васильевна, как представилась нам больная, каким-то неуловимым движением успела подсунуть под Краснощекова желтую клеенку. Я, не желая лишний раз беспокоить нашу пациентку, предпочел постоять.
     - У меня что-то голова сегодня кружится, - заохала Инга Васильевна, шурша полиэтиленовыми дождевичками.
     - Давайте, я вам померю давление, - предложил напарник, открывая наш чемоданчик.
      Я, воспользовавшись своей ненужностью в данный момент, принялся изучать детали интерьера, хотя изучать в общем-то было нечего. Меня поразила патологическая чистота в комнате, совершенно нехарактерная для коммунальной квартиры. Вся обстановка состояла из трех табуреток и стола, обтянутого желтой клеенкой. На стене висела журнальная вырезка, изображающая Монику Левински. В нос ударял знакомый запах трехпроцентного хлорамина, который исходил из стоящего в углу белого пластмассового ведерка.
     - У вас, голубушка, давление повышено, - констатировал Алексей, - надо бы укольчик сделать.
     Перед тем как ответить, Инга Васильевна подошла к белому ведерку и, сменив перчатки, протерла тряпочкой, смоченной хлорамином, места, которые соприкасались с тонометром и фонендоскопом.
     - Мне надо выйти сменить плащ, ничего здесь не трогайте! - грозно проговорила она и, гордо подняв голову, насколько позволял капюшон, вышла в коридор.
     - Что это за хренотень? - шепотом спросил я.
     - Мизофобия - боязнь загрязнения, - также шепотом ответил Алексей, - по-моему, нас с нашими грязными шприцами не допустят к столь неприкосновенному телу.
     - Я не буду делать никаких уколов, - вернулась в комнату Инга Васильевна, уже в розовом дождевичке.
     - И таблетки тоже никакие принимать не будете? - скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Краснощеков.
     - Конечно нет! - возмутилась мадам и поправила съехавшие с носа жабьи очки.
     - Ну, если станет хуже, вызывайте еще, - я закрыл сумку и направился к двери.
     Выйдя на улицу, я начал бегать вокруг машины. Чтобы побыстрее выветрить едкий запах хлорамина и синтетических полимеров.
     - Ничто так не очищает, как встречный ветер! - кричал я.
     - Мало того, что ездишь к сумасшедшим, так еще и работаешь с идиотом, - добродушно проговорил Краснощеков.
     Внезапно что-то громыхнуло над головой, и на лицо упали две крупные капли дождя. Первая гроза в этом году. Мы с напарником, толкая друг друга, тут же запихнулись в кабину, предпочитая посмотреть этот спектакль из-за стеклянных кулис.
     - Три четверти жизни ставлю на то, что эту грозу вызвал Тамусенко своими магическими пасами! - Краснощеков хлопнул ладонью по торпеде.
     - Что, разобрался этот чернокнижник со своим инвентарем? - спросил Панков, видимо имея в виду труп, нечаянно увезенный с Екатерининского, - прошлым летом я, помню, все проклял, когда с ним работал.
     - А что случилось? - полюбопытствовал я и сунул в рот застарелую жевательную резинку, отлепленную из-за уха.
     - Ну, послали нас в Гатчину перевозить больного, - начал неспеша Коля, - а там, в местной больнице, Артемий халтурку зацепил. Как сами понимаете, халтурка довольно специфическая.
     - Что, могилу что ли копали? - поинтересовался Краснощеков.
     - Нет, мы общались с ее будущим содержимым. Нам предложили перевезти труп из Гатчины в городской морг, само собой за умеренное вспоможение, - пояснил Панков и прекратил на минуту повествование, закурив вонючую "беломорину".
     - Ну, обычное дело, - понимающе кивнул головой Алексей.
     - Так вот, привезли мы его на Екатерининский , там не принимают, повезли в другой морг, там тоже не принимают. Направление какое-то неправильное было, не принимают с таким. А рация уже во всю трезвонит, нам вызов суют. Ну этот вампиреныш и подбил меня отвезти труп ко мне домой, пока мы вызов выполняем и потом его забрать, благо я рядом жил, да и жена до вечера на работе.
     - Так что, отвезли? - изумился я, зная Панкова как человека, предпочитавшего не брать работу на дом.
     - Отвезли, а жена возьми да и приди домой пообедать. Слава богу мы через пятнадцать минут приехали, откачали нашатырем, - ухмыльнулся Панков и закрутил лихой вираж. Машина опасно накренилась, и матерящиеся владельцы индивидуального транспорта остались далеко позади.
     - Ха, она долго уговаривала его съесть тарелку супа, - заржал Алексей.
     - Дурак ты, Краснощеков, все тебе смешно, а нам, между прочим, пришлось чехол обратно в Гатчину везти.
     Вдруг неожиданно - неприятно, как утренний будильник, завизжала "моторола". Все поморщились.
     - 8652, поедем на взрыв, - прошепелявил динамик и сообщил нам адрес, который мы троекратно уточняли из-за плохой дикции диспетчера.
     - Вот только взрыва нам для полного счастья и не хватало! - проворчал Панков и что было сил нажал на правую педаль.
     Огромное количество спецтранспорта, мигающего всеми своими фонарями, куча народа, жаждущего зрелищ, все это броуновское движение было извечным симптомом глобальной заморочки. На нас, как водится, никто не обратил внимания и в довершение к этому, преграждая путь во двор, монументально, с какой-то средневековой тупостью стоял ментовский козелок. Я выскочил из кабины и подошел к первому попавшемуся на пути сотруднику милиции, который абсолютно был не в курсе происходящего. Краснощекову повезло больше, он с первой попытки нашел водителя козелка.
     - Не могли бы вы, многоуважаемый страж порядка, откатить в сторону свое ландо, тем самым открыв нам путь во двор, дабы мы смогли оказать пострадавшим столь необходимую им неотложную медицинскую помощь? - с притворным заискиванием обратился к сержанту Алексей.
     Сержант улыбнулся в пышные соломенные усы, уселся в кабину и занялся имитацией бурной деятельности. Имитация и вправду была что надо, уазик рычал, чихал, кашлял, вонял, даже, по-моему, отрывался от земли, но с места не двигался.
     Сзади нас подперло еще одно транспортное средство с сотрудниками милиции. Мы с Краснощековым, плюнув на все это "мапет-шоу", схватили сумку и, перепрыгнув через капот козелка, отправились во двор пешком.
     Место преступления напоминало городскую ярмарку. По битому стеклу возле двух напрочь раскуроченных взрывом иномарок бродили дети, пенсионеры, женщины репродуктивного возраста, собаки. Отдельными кучками стояли милиционеры и дружно ковыряли свои носы. Среди всего этого бурного веселья лежали трое пострадавших, на которых никто не обращал внимания. Хотя нет, одного из них усердно тряс за грудки пожилой заводчанин и требовал немедленной компенсации за выбитое лобовое стекло у своей "копейки". Заводчанина абсолютно не смущал тот факт, что у того, кого он так усердно тряс, напрочь отсутствовало сознание.
     - Что ж ты делаешь, гад? - вспыхнуло во мне профессиональное человеколюбие.
     - А кто мне заплатит за машину? - брызжа слюной, негодовал обыватель.
     - Стражи, наведите, наконец, порядок! - обратился я к занятым своими носами милиционерам и пнул бомжа, который в общей суматохе ненавязчиво пытался стянуть кожаные туфли с одного из потерпевших.
     Оценив состояние всех троих и выбрав самого тяжелого, мы стали загружать его в карету, благо Панков каким-то образом сумел пробраться во двор.
     - Лучше жить спокойно, с голой жопой, чем ездить в БМВ и волноваться! - сделал свое резюме Коля, наблюдая за нашей работой в карете.
     - Нет, Коля, лучше жить спокойно и ездить в БМВ, чем сидеть с голой жопой и волноваться, - парировал Краснощеков и вогнал иглу в жилу на предплечье.
     Через час больные благополучно лежали в реанимационном отделении ВПХ , а мы с аппетитом ели пончики, макая их в кофе в известной пышечной на улице Желябова.
     - Хорошо бы этот бизнесок выздоровел и подарил нам триста тысяч долларов США, что ему жалко, что ли? - Краснощеков мечтательно закатил глаза, - по сто пятьдесят тысяч в рыло.
     - А как же я? - возмутился Коля. Пончик размяк и, оторвавшись, подобно подводной лодке, опустился на дно стакана.
     - А мы с тобой не поделимся. Извини Колян, - я похлопал Панкова по плечу.
     - Да ладно, Николай Иванович, - Алексей, желая продемонстрировать свое расположение к водителю, начал называть его по имени отчеству, - когда мы получим деньги, то сразу же поедем отдыхать в теплые страны и привезем тебе оттуда кокосовый орех, может быть, если они там дешевые, то целых два.
     - Ну, слава богу, а я-то грешным делом подумал, что вы хотите меня кинуть, - Панков притворно вытер несуществующие капли пота со своего лба.
     - Но ты должен просверлить в орехах дырки и совокупляться сразу с обоими! - меня явно занесло, но тому было оправдание. Напротив нас сидела смазливая девица в ультракороткой юбке, бесцеремонно закинув ногу на ногу. Вокруг ее пухлого бедра более темной полоской обозначилась резинка от чулок.
     - Что за новое направление в сексе? - Краснощеков заглотил, подобно гигантскому удаву, два пончика целиком.
     - Я прочитал об этом в журнале "Вокруг света", - вопрос заставил меня отвлечься от созерцания бедра.
     - Вы два извращенца и я, пожалуй, напишу на вас рапорт начальству, - Панков приличным глотком допил кофе, интеллигентно рыгнул в кулак и, покручивая на пальце ключи от автомобиля, направился в сторону выхода.
     - Осталось только добыть триста косарей! - мечтательно причмокнул Краснощеков.
     - Да, какая мелочь, - махнул я рукой.
     Опять мы на Невском проспекте. Поток машин увеличился раза в четыре, нестерпимо смердило выхлопными газами тащившегося впереди "Икаруса".
     - Коля, включи мигалки, обгони это дерьмо немедленно! - Краснощеков стукнул кулаком по торпеде.
     Показать водительский класс Панкову не удалось, впереди раздался визг тормозов и тупой металлический удар.
     - О, блин, доездились клоуны! - еще не видя происходящего, сделал свое заключение наш бравый водила.
     Стройное движение автомобилей сбилось, образуя два рукава, обтекающих место происшествия. Пользуясь случаем, мы остановились в непосредственной близости от аварии. Шикарное серебристое "Ауди" представительского класса вероломно воткнулось в бок болотно-зеленому, в оспинках ржавчины четыреста двенадцатому "Москвичу". Пострадавших не наблюдалось. Дальнейшая картина была до анекдотичности предсказуема. Из-за баранки "Ауди" вылезло и плотно утвердило себя на асфальте дородное тело карикатурной наружности в дорогом костюме.
     - Сейчас, по-моему, появятся пострадавшие, - попытался Краснощеков опередить события.
     В свою очередь из "Москвича" вышел необычно крупный, крепко сбитый, седовласый ветеран с орденскими планками на аккуратном твидовом пиджаке.
     - Интересный должен быть у них диалог, - заметил я.
     Из-за шума и расстояния слов не было слышно, Алексей опустил стекло, но это не помогло. Внезапно бурно жестикулирующий "новорус" дернулся и как-то неуклюже осел на капот своего автомобиля. Что-то блеснуло и отлетело в сторону.
     - Ты видел? - заорал Краснощеков, - дед ему в ухо заехал. Второй удар увесистого кулака ветерана я уже сумел оценить по достоинству. "Новорус" шлепнулся на асфальт, мгновенно утратив всю свою спесь. Ветеран с удивительным спокойствием потряс ушибленной кистью.
      - Ни хрена себе! - Коля даже подпрыгнул на месте от удивления. Было видно, что такой развязки он не ожидал.
     Из "Ауди" выскочила женщина, роскошно и одновременно безвкусно одетая, и с диким визгом кинулась на защиту своего спутника, но, оказавшись на расстоянии вытянутой руки от бесстрашного деда, тут же, в свою очередь, получила лихой хук.
     Пассажиры проезжавшего мимо троллейбуса прилипли к стеклам и недоуменно разинули рты. Ветеран спокойно сел за руль, "Москвич" тронулся и через мгновение исчез в бурном потоке машин.
     Странное ощущение свершившегося правосудия постигло меня, его подпитывал социальный антагонизм. Честно говоря, я ненавижу себя в такие минуты, они унижают и заставляют чувствовать гнетущую зависимость от этого душного мира.
     - Ты чего приуныл? - спросил меня Краснощеков, когда мы уже отъехали на приличное расстояние.
     - Дерьмо все это, - ответил я.
     - Это точно! - поддакнул Панков.
     Опять загудела рация.
     - Вот это точно дерьмо! - зарычал Краснощеков.
     - 8652, на вызов поедете? - как бы извиняясь прошелестел динамик.
     - Как будто у нас есть выбор, - огрызнулся в сторону Краснощеков и уже другим голосом, притворно усталым, продублировал адрес тангенте.
    
     * * *
    
     Никогда не видел столько отслуживших свой век вещей, сконцентрированных в одном месте. Видимо, большая ранее квартира была уменьшена раз в десять за счет неимоверного количества хлама. Хлам состоял из монументально возвышавшихся старых коробок, увенчанных связками старых журналов и книг, которые опасно нависали над проходом. Все это подпирали обломки старой мебели, старые лыжи с матерчатыми креплениями и уже совсем неидентифицируемые подпорки. Дверь в комнату с трудом открывалась на одну треть и вообще не совсем понятно, как старик-доходяга, к которому мы и приехали на вызов, открывал ее, без посторонней помощи. В комнате хлам немного изменил свой характер, и узкий проход к кровати обитателя вместо мебели ограничивали старые корпуса из-под телевизоров, равнодушно смотрящие на нас черными глазницами телескопов. Тут и там под ноги попадались древние башмаки, дырявые галоши и истертые в прах тапочки.
     - Ты заметил, что вся эта обувь на одну ногу? - шепнул я Краснощекову. - Полное отсутствие симметрии, как у японцев.
     - Ты лучше посмотри, что здесь по стенам развешено, - прошипел в ответ напарник и перекрестился фонендоскопом, - везет же нам сегодня.
     Я огляделся и по спине пробежал неприятный холодок. На меня смотрели десятки лиц давно уже почивших сограждан. Предметом коллекционирования бедного дедушки являлись фотографии на эмали из тех, что вешают на надгробья. Внизу под фотографиями были помечены даты рождения и безвременной кончины.
     - Может это все его родственники? - высказал я заведомо нелепое предположение.
     - Тогда он глубоко несчастный человек, - посочувствовал горемыке Краснощеков.
     - Это все мои работы, - сухим, бесцветным голоском пояснил нам старикашка, - я всю жизнь этим увлекался, и вот остались невостребованные, но они мне все равно дороги, не выкидывать же их в конце концов!
     - Выкидывать вообще ничего нельзя, - подыграл больному барахольщику Алексей.
     - Как я рад, что хоть кто-то меня понимает, - благосклонно взглянул на нас старик.
     Картину тотального говнилина дополняло обилие помойных кошек, находящихся в квартире, некоторые из них были довольно драные и дурно пахли. Вся эта биомасса двигалась, издавала звуки и путалась под ногами. Мы с напарником насчитали девять хищников, хотя, возможно, их было больше, так как помойная мимикрия вполне могла спрятать пару-тройку особей от наших глаз.
     Пока Краснощеков измерял давление, я боролся с кошками, методично выкидывая одно животное за другим из нашей сумки, в которую они лезли, загипнотизированные запахом валерианки.
     Старикашка, как и следовало ожидать, оказался нудным маразматиком, и Краснощеков, "попавшись ему в лапки", с выражением лица человека, приговоренного к смертной казни, выслушивал скучную, напичканную множеством ненужных подробностей, историю жизни.
     Я, радуясь тому, что мне совсем не обязательно слушать своеобразный пересказ великого произведения "Поднятая целина", начал придумывать различные кары для кошек, которые порядком мне осточертели. Алексей исподтишка кивнул мне на вожделенный флакончик с валерианкой и я, уловив ход его гадких мыслей, стал скатывать ватные шарики, заряжая каждый изрядной порцией настойки.
     Заготовив полный боекомплект, то есть девять психотропных снарядов, я принялся беспорядочно раскидывать их по комнате, рассчитывая получить немедленный результат. Буйство, которое поднялось в комнате, превзошло все мои ожидания и напоминало, по меньшей мере, массовку зверей из фильма "Джуманжи". Хлам в комнате пришел в движение, коробки задвигались, из мрачных корпусов телевизоров стали вываливаться плохо закрепленные детали, летали обрывки газет, огромная стопка журналов "Новый мир" упала на пол, подняв настоящее цунами из пыли. Помимо всего прочего, кошки стали драться между собой, вовлекая в свою потасовку более крупных млекопитающих. Краснощекова укусили за предплечье, дедушке вцепились в нос, а я, шепотом благодаря свой старенький "Катерпилер", отбивался ногами.
     Видя, что шутки закончились, Алексей, рискуя получить более серьезные повреждения и демонстрируя истинный героизм, начал хватать визжащих бестий за шкирку и кидать в открытое окно, благо этаж был первым и всяческие повреждения у представителей семейства кошачьих в связи с падением были абсолютно исключены. Я, презрев опасность, присоединился к нему.
     Закончив это мало благодарное занятие и получив по паре глубоких царапин, мы клятвенно пообещали старичку, что он проживет еще столько же и поспешно ретировались.
     - Не знал, что так получится, - извинился я перед напарником, уже стоя на лестнице.
     - Сам не знал, - ответил тот, и мы дружно захохотали.
     - Все, поехали на станцию, надо Леночке позвонить. Владимир Сергеевич уже наверное вернулся из буржуинства и топчет бренную землю предков, надо узнать что и как.
     На секунду я почувствовал легкий озноб, но это состояние улетучилось, как только мы вышли под лучи теплого майского солнца.
     - Наконец-то мы дома! - проорал Краснощеков и сделал попытку поцеловать асфальт около родной станции, но я не дал ему этого сделать.
     - Да, вдели нас сегодня, - покачал головой Коля Панков, - надо бы отдохнуть, да телевизор посмотреть, сейчас "Элен и ребята" начинаются.
     - Чуть не забыл, Элен! - Краснощеков хлопнул себя ладонью по лбу и направился к телефону.
     Попросив тридцатиминутный перерыв на обед, я отправился на кухню, где, образовав интимный кружок, коллеги фельдшера распивали бутылку трофейного "Хайникена", разлив его по маленьким граненым рюмочкам, вероятно, некогда мирно ютившемся у какой-нибудь старушки в довоенном буфете.
     Пожелав им приятного аппетита, я смиксовал содержимое наших с Краснощековым и Панковым банок и принялся разогревать фирменное скоропомощное блюдо. Среди большого количества замысловатой формы рожков трогательно плавали кусочки печени парнокопытного, натыкаясь на островки мелко нарезанной сардельки. Все это венчали краснощековские домашние пельмени в маленьких, зеленых прожилках укропа. В желудке все равно пища смешается, а жевать в углу свою порцию - значит не уважать товарищей, поэтому у нас на "скорой" едят все вместе и все сразу.
     Внезапно кто-то положил мне руку на плечо, и я вздрогнул, услышав замогильный голос Тамусенко:
     - Миша, у меня сегодня день рождения - я угощаю.
     - Чем, коктейлем из метилового спирта с кровью девственниц? - проговорил я, продолжая помешивать деревянной лопаточкой, инкрустированной руническими письменами, пищу богов, - да и что ты делаешь на станции, ты ведь уже давно отдежурил.
     - Не хотите - не надо, я торт купил и пиво, - обиделся Артемий.
     - Да я пошутил, не дуйся и неси все сюда. Видишь, народ уже пьет за твое здоровье. - Я ткнул лопаточкой в сторону коллег.
     - С днем рождения, Артемий! - прокричал доктор Ларчиков, поднимая очередную рюмку с пивом.
     Тамусенко, видимо перестав обижаться, абсолютно без разрешения опустил два пухлых пальца в кипящее варево и, ловко подцепив ими пельмень, отправил его в рот.
     - Ты хоть руки после трупа помыл? - спросил я.
     - А что? - искренне изумился Артемий.
     - Да ничего, - настроение упало, и как-то сразу расхотелось есть.
     - Можно вас на минуточку, дружище? - прошептал мне на ухо сияющий Краснощеков и потащил за рукав в коридор, не обращая внимания на Тамусенко, который, желая произвести фурор, открыл коробку с шикарным шоколадным тортом.
     Я передал управление лопаткой материализовавшейся рядом со мной стройной соблазнительной фигурке Анастасии, шепнул ей на ухо непристойность и поддался напору Алексея.
     - Я позвонил Леночке, - сказал Краснощеков и выдержал мхатовскую паузу.
     - Ну, давай, - подзадорил его я.
     - Ленин папа посмотрел работу и сказал, что, наверное, удастся ее провезти и продать в Германии.
     - И что это нам сулит? - тупо спросил я.
     - Он сказал, что нашей доли может быть хватит на поездку в Бундес, - напарник запрыгал на месте, имитируя отъезд.
     - Картину нельзя продавать до седьмого августа, - передо мной встало бледное лицо старухи в полумраке таинственной квартиры.
     - Если думаешь, что я буду ориентироваться на бредовые идеи, то ты глубоко ошибаешься. Пойдем на кухню, я видел там тортик, Краснощеков поднял указательный палец кверху и скроил отвратительно тупую рожу, видимо, тем самым желая отвлечь меня от мрачных мыслей.
     Фельдшерско-врачебная братия, сдвинув столы, была занята поглощением шоколадного вавилона. Во главе стола сидел Артемий, пожирая легко усвояемые углеводы в виде безвкусных розочек, запивая все это пивом.
     - Что пьешь, Тамусенко? - подвалил к имениннику Краснощеков.
     - Портер! - весь довольный самим собой ответил вампиреныш.
     - Что-то он уж очень похож на эритроцитарную массу, - проговорил Алексей, макая кусок торта в банку сгущенки.
     - У вас жопка не слипнется? - спросил неунывающий Ларчиков, вытирая куском бинта жирные пальцы.
     - Слипнется - разлепите! - ответил Краснощеков.
     - Так, прекратить этот мерзкий, пошленький разговорчик! - оборвал нас Вислоухов, - здесь все же дамы.
     Все как по команде посмотрели на Настю, которая пухлыми алыми губками слизывала остатки крема с указательного пальчика. Она окинула присутствующих томным взглядом и, как можно более чувственно, произнесла:
     - Мне, Леонид Израилевич, как-то спокойнее, когда эти самцы интересуются друг другом, а не особями противоположного пола, единственной представительницей которого я сейчас и являюсь.
     Никто не ожидал от Анастасии такого крутого выпада, и все сразу затихли.
     - Пойду прилягу, а то после обеда чего-то в сон потянуло, - обратился я к Краснощекову, - разбуди меня, если вызов дадут.
     - Да я и сам пойду в люльку, - ответил тот, и мы направились наверх.
     - Вечером продолжение банкета! - крикнул вдогонку Тамусенко.
     Меня охватило приятное предчувствие хмельного веселья. Воспоминания о бабке, терзавшие меня последние минут пятнадцать, отошли на задний план. Дрема навалилась душно и влажно, как бывает всегда теплым майским днем.
    
     * * *
    
     Я бежал по стеклянному лабиринту, закрыв ладонями уши, пытаясь во что бы то ни стало избавиться от металлического хохота бутафорского клоуна.
     "Откуда взялся этот шут? Кто посадил его перед дверьми стеклянного лабиринта? Почему у тряпичного клоуна такой по-человечески омерзительный смех и зачем я полез в этот непонятный, наводящий ужас лабиринт?" - вопросы возникали с неимоверной быстротой и, так и оставшись без ответов, постепенно испарялись с поверхности больших полушарий.
     Я бежал слишком долго и уже начинал выбиваться из сил. Стеклянные стены, подобно стенам туннеля метро, двигались навстречу с ошеломляющей скоростью, и эта скорость была гораздо выше, чем та, с которой способен передвигаться человек, пусть даже это был бы Карл Люис в лучшей своей спортивной форме.
     "Неужели мой бег только иллюзия?" - подумал я.
     В голове внезапно возник образ полногрудой американки, затянутой в блестящее, обнажающее все, что только можно обнажить, трико, рекламирующей беговые тренажеры фирмы "Кеттлер". Американка с тупым самодовольным видом демонстрировала ровный, белый ряд металлопластических коронок.
     "Вот, идиот, досмотрелся рекламы, ты продукт клипового сознания, вся это плесень проросла в твоей подкорке", - ужаснулся я, и, чтобы прекратить эту иллюзорную кашу, остановился и закрыл глаза.
     Навстречу мне шел чем-то очень озабоченный Краснощеков, неся под мышкой тот самый пейзаж Пуссена. Я, радуясь появлению хоть одного знакомого лица, ринулся ему навстречу, но он совершенно равнодушно прошел мимо, пристально смотря на что-то, находящееся у меня за спиной. Я резко развернулся и даже пробуксовал на месте.
     Рядом с Алексеем стоял холеный, незнакомый мужчина премерзкой отталкивающей наружности. Пухлыми пальцами, унизанными массивными перстнями, незнакомец отсчитывал огромного размера купюры, сильно смахивающие на царские "Катеньки". Картина меж тем уже была у незнакомца.
     - Что ты делаешь, придурок! - крикнул я, - нельзя ее продавать, старуха ведь сказала...
     Несмотря на то, что я кричал достаточно громко, никто из них даже не обернулся. Тогда я подбежал к Краснощекову и попытался схватить его за плечо, но рука, к моему удивлению, прошла сквозь него и я, потеряв равновесие, упал навзничь. В ту же секунду все завертелось вокруг меня в бешеном хороводе, и я оказался стоящим посреди толпы строгих фрачников с каменными лицами и зареванных женщин, лица которых нельзя было разглядеть за черными вуалями.
     "Интересно, где они понабрали этого барахла?" - проскользнула по полушариям идиотская мысль.
     - Кто последний за формой девять? - задал я не менее идиотский вопрос, но никто, подобно Краснощекову, опять же не обратил на меня ровным счетом никакого внимания, все смотрели на заваленный живыми цветами гроб, расположенный в центре.
     Я стал пробираться поближе, желая во что бы то ни стало разузнать, кого это хоронят с такими почестями, но не успел я сделать и шага, как на плечо мне опустилась чья-то рука, заставив меня вздрогнуть. Обернувшись, я увидел старуху в темных очках.
     - Молодой человек, вас уже заждались, извольте занять свое место! - проскрипела она.
     - А где мое место? - удивился я.
     В ответ старуха указала кивком головы в сторону гроба. Ком ужаса, образовавшийся где-то в районе мозжечка, рухнул куда-то в пах, и я с неимоверным усилием посмотрел в центр зала. Гроб был пуст.
    
     * * *
    
     - Ты чего орешь? - Краснощеков тряс меня за плечо, - какая форма девять?
     - Нельзя эту картину продавать, мне сейчас такое приснилось! - пробормотал я, стряхивая с себя вместе с одеялом остатки сна, - по моему я был в аду.
     - Так-таки и в аду, - улыбнулся напарник, - тоже мне Данте нашелся.
     - Ты не смейся, придурок. По-моему, мой ангел-хранитель совсем забыл обо мне, если позволяет посещать подобные вечеринки, - я закурил.
     - Да брось ты, - было видно, что напарнику не совсем ясен смысл моих слов, но он все же попытался меня успокоить, - все это игра в одни ворота. Ни ангелы, ни копытные в твою жизнь не вмешиваются, им до этого нет дела, они сторонние наблюдатели. И с кем быть, с черным или с белым, зависит только от тебя.
     - Хорошая мысль, она мне нравится, пожалуй, возьму ее на вооружение, - успокоился я.
     - Ну, раз хорошая, тогда поехали на вызов, нас уже два раза кричали.
     Спускаясь по лестнице, я услышал обрывок разговора доктора Ларчикова с Настенькой:
     - Кунилингус - это краеугольный камень сексуальных отношений! - втирал он ей.
- Хлеб да соль, гробовщики! - на пороге уже знакомой мне квартиры стояла Леночка, держа перед собой антикварное, в серебряном обрамлении, зеркальце с изображением химер. Их порочные глаза, так же как и наши, уставились на горку белого порошка, расположенного по центру.
     - Ты что, дура? - Краснощеков был не расположен шутить, - а если бы твой папаша вошел?
     Леночка приняла более расслабленную позу, перенеся всю тяжесть тела на одну ногу, причем это незаметное движение вызвало весьма значительное перемещение короткого халатика вверх.
     - Если вам не нравиться мое хлебосолье, то для таких зануд, как вы, на кухне имеется пара пряников, можете попить чаю.
     - Ты наркоманка, и других втягиваешь, - грозный тон Краснощекова никак не вязался с широкой улыбкой, всплывшей на его лице, - опять что ли веселиться сегодня пойдем?
     - У тебя, Леша, больное воображение, потому что ты жаден и жирен. Я всего лишь пекла пирожки для папочки, а это остатки муки, - всем своим видом Леночка выражала оскорбленную невинность.
     - Я думаю, такие пирожки пришлись бы всем по вкусу, - восстановил я перемирие, - тем более, что пекла ты их будучи абсолютно голой.
     - Я не голая, а просто не одетая, - парировала ведьмочка.
     - Ладно, давай фигнем! - примирился с ситуацией Краснощеков и двинулся в комнату. За ним, пританцовывая и напевая, "в Багдаде все спокойно", последовали мы.
     - Что там с картиной нашей? - спросил Алексей и вальяжно развалился в кресле, передавая мне пластмассовую трубочку.
     - Ну, может наживете немного, да съездим всей грядкой в загранку.
     - А поконкретней, - глаза напарника заблестели изумрудным блеском. Ему, наверное, померещился "боинг" с собственным именем на борту и взвод соблазнительных мулаток.
     - Брось ты, это всего лишь какая-то копия, а не флаерс в рай. Может, даже двадцати долларов не стоит, - осадила его Елена и сразу же обратилась ко мне, переменив тему, - Михаил, вы так и будете ездить по клубам один, как старый скопец. Позвонили, хотя бы той расфуфыренной сучке, которую вы трахали в лодке на озере, пока мы с Алексеем плавали за жабами.
     - Это у меня было романтическое приключение, - попытался я остановить неожиданную атаку.
     - Романтическое приключение - это когда хотя бы один остается в штанах, - принял Краснощеков сторону своей избранницы, закинувшей свои аппетитные ножки ему на колени.
     - А если это любовь? - не унимался я.
     - Ты можешь любить и трахать эту стерву одновременно, - выписала эпикриз Елена.
     Я сдался и пошел звонить Анжеле, которая оказалась дома и с радостью согласилась принять участие в маленьком кураже.
     - Странно! - сказал я сам себе, - обычно в таких ситуациях девушек нет дома, или они не могут по причине критических дней.
     - Сударь, что вы там бормочите? - поинтересовался Алексей.
     - Я говорю, что картину лучше не продавать пока.
     - Почему это? - изумилась Леночка.
     - Потом объясню, - сказал я и нагнулся к зеркалу.
     Когда чай с пряниками был выпит наполовину, а Леночка совершенно оделась, в дверь позвонили.
     - Мир этому дому! - в дверях показался Кирилл, державший в одной руке пластиковый пакетик, а в другой початую бутылку коньяка.
     - Мы не можем изменить ход истории, но мы можем сделать ее лучше! - из-за плеча Кирилла показалась Виктория.
     Тут началось настоящее веселье, занавес упал и мне пришлось аплодировать.
     Через некоторое время, проведенное в поглощении коньяка и кокаина, где-то на краю моего восприятия я узрел знакомый образ. Им оказалась и вправду не в меру расфуфыренная Анжела, стоящая у дверей известного в городе гей клуба под лаконичным названием "Семь процентов".
     - Что ты делаешь, любимая, в этом содоме, ты же сейчас превратишься в соляной столб, - заорал я и, неожиданно упав на колени, заглянул ей под юбку.
     - Мерзавец, тебе от меня нужен только секс.
     - Крекс, пекс, секс! - проскандировал Краснощеков и, оторвав меня от Анжелиных ног, понес в клуб.
     Мой мозг напоминал кубик Рубика, который кто-то крутил, без всякой системы меняя плоскости и цвета. Лоскутное одеяло событий, накрывшее меня с головой, было пестро и уютно, обволакивая, уносило в мир грез. Оценка событий не имела значения, было только туповатое созерцательное спокойствие, сопровождавшееся неукротимым желанием двигаться. Я постоянно перемещался в пространстве.
     - Какие у вас красивые глаза! - передо мной возник, плавающий в фокусе, человек-губы, во всяком случае ни на чем другом в его внешности сосредоточиться я не мог.
     - Это очки создают такой эффект, а они все, что у меня есть.
     Но, судя по всему, "губам" было абсолютно все равно, что я говорю, и он потащил меня куда-то на второй этаж.
      - Ты уверен, что готов лишиться девственности? - раздался над ухом знакомый голос Краснощекова.
     Этот вопрос вывел меня из оцепенения и, оглядевшись, я увидел полуобнаженные тела, лежащие на просторных тюфяках, расположенных по периметру чил-аута на втором этаже. Вся эта масса занималась оральным сексом и мастурбацией, ритмично двигаясь, стеная и издавая чавкающие звуки. Картина начала удаляться, и я сообразил, что Алексей потащил меня вниз по лестнице.
     - Здесь были губы, - пробормотал я.
     - Какие губы? - Краснощеков сунул мне в зубы сигарету, - пойдем лучше в туалет разнюхаемся.
     Вся манипуляция была мастерски произведена на стульчаке финского унитаза. Я чуть-чуть протрезвел.
     - Если бы не было запахов, человек бы не мог думать, - поднимаясь с колен и втирая остатки порошка в верхнюю десну, изрек я еще одну непонятность.
     - А ты думаешь? - изумился Алексей.
     - Да так, подумываю и подумываю о картине, - мое сознание вынырнуло из сумерек.
     - Иди тогда поговори с Леночкой, тем более, что она занялась каким-то кретином, видимо, его атрактанты сильнее моих, - продолжил тему о запахах напарник.
     - Елена, можно вас отвлечь на пару минут? - шепнул я на ухо во всю флиртующей чертовке.
     - Почему же на пару? Можно и навсегда, - Леночка повернулась ко мне и указала в сторону свободного столика.
     - Нет, навсегда это слово не для меня, - сказал я абсолютно серьезно.
     - Шучу я, - сказала она и уселась, подтянув коленки к потолку и водрузив на них подбородок.
     К моему удивлению, Леночка выслушала всю историю про картину внимательно и даже когда зевала, делала это как-то сосредоточенно. В конце концов она пообещала рассказать все это своему папе.
     - Но ты это подай под каким-нибудь живым соусом, что бы не выглядело так по-кладбищенски, - попросил я.
     - Не бойся, я не собираюсь пересказывать сны петербургского олигофрена, сделаю все, как надо, - успокоила меня ведьмочка, - иди теперь потанцуй, а то твоя мымра уже косо на меня смотрит.
     - Она не мымра, она просто вызывающе одета, - сказал я и, подхватив за талию уже начавшую скучать Анжелу, потащил ее на танц-пол.
     По дороге я чуть не потерял нижнюю челюсть от удивления, так как у стойки бара увидел хорошо знакомую фигуру Паши Вафельки. Паша целовался взасос с каким-то холеным бородачом.
     "Вот ведь, в тихом омуте...", - подумал я, но мешать коллеге, разумеется, не стал.
     - О чем ты говорил с этой стервой? - прошептала на ухо Анжела, прижимаясь ко мне в медленном танце и просовывая колено между ног.
     "Совсем как у классиков", - подумал я, - "Во всем, что движется, видят соперниц, хотя уверяют, что видят блядей".
     - Мы говорили с ней о смерти! - нагнал я таинственности и прижался еще ближе, чувствуя наползающее возбуждение.
     - Давай лучше поговорим с тобой о сексе, - проговорила Анжела и страстно поцеловала меня в область сосцевидного отростка.
     Вокруг танцевали мирные гомосексуалисты, и я чувствовал себя белой вороной.
     - Как романтично танцевать здесь с тобой, среди этих ненавистников женской плоти.
     - Иди, возьми у Николая кокоса, и пойдем чуть-чуть заправимся, - попросила меня ненасытная самка.
     Слава богу, я не успел исполнить ее просьбу, так как в следующий момент свет на танц-поле зажегся, музыка заглохла и я, получив удар резиновой дубинкой между лопаток, завалился на какого-то жирного гомика, который отвратительно взвизгнул при этом. Мягкая мелодия сменилась резкими окриками, не терпящими возражений, женскими криками и тупыми звуками ударов дубинок о тела.
     Обыкновенный ментовский шмон, слава богу, что никого из нашей компании не повязали и, если не считать множественных синяков и шишек, оставленных нам на память людьми в сером, все закончилось относительно благополучно.
    
     * * *
    
     Мы с Анжелой ехали по пустому притихшему городу. Дома досматривали последние сны и меняли оттенки светлой майской ночи на яркие краски грядущего дня. Редкие прохожие обходили стороной лужи, беспощадно уничтожаемые лучами постепенно раскаляюшегося солнца. Нет ничего лучше воскресного утра, совы уже легли, а жаворонки еще не встали. Город отдыхал от кратковременного отсутствия своих маленьких суетливых хозяев. Реки и каналы, как гигантские анаконды, сбрасывали старую кожу из плавающего по их поверхности мусора, меняя ее на сияющую в солнечных лучах новую. На город неминуемо наваливалось лето.
     - А я тебя люблю! - уткнувшись носом мне в ухо, проговорила Анжела.
     "А, я?" - подумал я и промолчал.

Комментарии


Комментировать
Чтобы оставлять комментарии, необходимо войти или зарегистрироваться