Еще одна история о том, как я не сдержалась…
— Мы вас не видим. Где вы конкретно находитесь? — я снова работала на дислокации в Новой Москве. Вот уже двадцать минут мы катались по обе стороны железной дороги, чтобы найти наркошу, к которому вызывала мать с поводом «ломка». 
— Мы возле магазина «Автозапчасти». Ой, стойте, кажется, я вас вижу.
Я посмотрела левее. Рядом с названной вывеской махала руками женщина в стильном летнем костюме. Мы вышли из машины. На траве лежал клиент нашего контингента с впалыми глазами на обтянутом бледной кожей лице. Ноги, видимо, давно отказавшие, были раздвинуты в позе лягушки. Тут же стоял подкачанный мужчина лет пятидесяти с инвалидной коляской и потертыми пакетами в руках. 
— Умоляю вас, заберите его в наркологию! — женщина буквально набросились на меня. 
— Мы в наркологию не возим, — с трудом подавляя раздражение, ответила я, — давайте для начала разберемся, что вообще случилось. 
— У него ломка. 
— Это неудивительно. Что он употребляет? Метадон? — на мой вопрос женщина опустила глаза. — Когда укололся? — последний вопрос был адресован больному.
— Мне от вас ничего не надо, я никуда не поеду.
— Мы никуда и не приглашаем, — улыбнулась я, заглядывая во впалые глаза. Зрачки были обычных размеров. Действие опиатов уже отпустило зависимый организм, сменившись нестерпимым синдромом отмены. — Можем укол предложить, если боли сильные. — Такой поворот событий работнику шприца и зажигалки понравился. 
— Укол сделайте и уезжайте.
— По рукам. Тогда надо будет расписаться за отказ от ЭКГ и прочих манипуляций. — Парень кивнул. 
Пока Римма делала инъекцию, я разговаривала с мамой. Сложно помочь людям, которые имеют в сознании стереотипы о том, какую именно помощь им должны оказать. «Да-а-а, — подумала я, — как же Богу сложно с нами. Будучи капризными детьми, мы все время требуем дать нам „вот это и только это, и ничего кроме этого“, зачастую даже не задумываясь, что „это” нам, помимо вреда, ничего не принесет…»
— Давно он употребляет?
— Всю жизнь, лет с четырнадцати. 
— ВИЧ, гепатитом инфицирован?
— Н-нет, не проверялся, — женщина снова опустила глаза, а я вздохнула. Если верить данным первичной информации вызова, парню тридцать четыре года. То есть он «в системе» уже двадцать лет. Баянист  безумно истощен, и у него не работают нижние конечности. Слова о том, что он «не проверялся» и имеет шанс не носить в крови полный джентльменский набор, мягко говоря, — казуистика. Тем не менее электронная карта сообщала о многочисленных вызовах СМП по поводу употребления и ни одного посещения ЛПУ. 
— Понятно. Как вас зовут?
— Елена, — карие глаза наполнились слезами. 
— Послушайте, Елена. Я вас всем сердцем понимаю и очень вам сочувствую. Но мы не возим в наркологию. Если бы он состоял на учете с ВИЧ, мы могли бы отвезти во 2-ую КИБ при декомпенсации состояния. Сам же он не хочет никуда. Понимаете, даже Бог, будучи всемогущим, не может затащить нас насильно в рай. Ведь Его любовь — есть уважение к нашему личному выбору. Теперь такой подход называют скучным словом «толерантность», но со стороны Бога это — нечто большее. Ваш сын говорит, что ему не нужна помощь. Что ж, это — его выбор. Но. Помощь нужна вам, не так ли? — Слезы текли по лицу женщины. — Чтобы не оставлять вас в этой ситуации, от себя могу посоветовать центр, в котором занималась. Поддержка родственников там очень глубокая и, не поверите, бесплатная, — я достала из кармана брюк проспектик «Зебры». Моего любимого и, несомненно, одного из лучших в нашей стране реабилитационного центра. 
— Спасибо, спасибо. Простите, что вызвали.
— Эй, граждане. Вы долго здесь тусить собираетесь? Вы мне всех клиентов распугаете. Чешите отсюда дружно! — на пороге магазина «Автозапчасти» появился мужчина с недобрым выражением лица. 
— Да, на самом деле, это правда. Нехорошо, когда человек вот так валяется. Давайте мы поможем вам посадить его на каталку. — Наркоша весил не больше сорока килограмм, и подкачанный мог спокойно справиться сам. Но, видимо, не хотел. Мы с Римкой помогли. 
— К нам есть еще вопросы? — Все, что могли сделать на данном вызове, мы осуществили и собирались откланяться. 
— Нет, огромное спасибо.
Дизель старого мерседеса заурчал. И, вроде бы, «вот и сказочке конец». Если бы не один удивительный факт. Ровно через три часа на навигатор прилетел вызов с поводом: «34 года, ВИЧ, инфицированная рана бедра». Я нажала на наряд, чтобы посмотреть фамилию, и обомлела. «Приходченко». 
— Да ладно? — сказала я вслух. — Представляешь, опять этот нарик вызывает. Только теперь он на кругу у станции Бутово. Помнишь, где это?
— Помню, конечно. Видимо, мамка хочет с этим челом подкачанным оттянуться, а тут сынуля всю малину портит, вот и мечтает она его сплавить любой ценой. 
— Слушай, возможно. А я об этом и не подумала. — Похоже, Андрюха мыслил более реалистичными категориями, чем я. Мы подъехали на круг возле станции. Час пик высыпал на транспортный узел огромное количество народа. Посреди муравейника замаячила коляска под предводительством подкаченного и «Прекрасная» Елена, как и в тот раз, размахивающая руками. 
— Ну. И что на этот раз случилось? Мы же, вроде, хорошо поговорили и все объяснили вам. 
— У него ВИЧ, он состоит на учете во 2-ой КИБ, вы обязаны его туда отвезти.
Я сделала глубокий вдох. Понимала, что такой расклад мне не по зубам и промолчать не получится. Забрало опустилось, и вместе с ним я в очередной раз летела в пропасть прошлого. Того, где агрессия не останавливалась на мне, а, порождая новую волну агрессии, извергалась на других.
— Че? Обязаны? В этом мире никто никому ничем не обязан. А с таким отношением — тем более. В прошлый раз вы мне что сказали? А теперь чего надо? Вы пользуетесь экстренной службой, как проституткой, — я орала, а движущиеся в муравьином потоке один за другим оборачивались. 
— У меня гной, отвезите меня, — подал голос наркоша.
— Ах, как ты запел, дружок. Что ж, заползай и гной показывай. Покажешь — отвезу. Выдвигай носилки, Андрюх, — я повернулась к водителю. Терпеть не могу, когда наша работа становится представлением на арене цирка. Если при этом идет разговор на повышенных тонах, ситуация усугубляется во сто крат. 
Заскрипел подкат. Уложили. Закрылись изнутри. 
— Подождите, — я хлопнула дверью перед носом мамаши и, уперев руки в боки, посмотрела на больного. Вид у него был достойный скорее хосписа, чем стационара. Но, к собственному сожалению, пошарив внутри, я не нашла ни грамма жалости. — Ну, Артем Георгиевич. Что ж ты в ромашку играешь? Хочу не хочу, поеду не поеду. Говори честно, че мутишь? 
— Мамка сказала ехать в больницу. 
— Замечательно. Теперь давай искать основания. Показывай гной.
— У меня на бедре сзади, там пролежень, я не могу показать. 
В четыре руки мы развернули парня и стянули смердящие штаны. На задней поверхности бедра, и впрямь, красовалась гнойная рана. 
— Температуру давай посмотрим. — Римма не обижалась на мой тон, она понимала, что негативные эмоции направлены не на нее. 
— 37,3. 
— Твою дивизию, — я нахмурила брови, зная, что 37,3 на нашем градуснике означает все 38. Основания для госпитализации наскреблись. Я открыла дверь и жестом пригласила Елену Прекрасную в салон. 
— Скажите, пожалуйста, — я старалась не говорить грубых слов, но градус произнесения пепелил все вокруг, — почему, когда вы вызывали в первый раз, вы не сказали про ВИЧ, про гной? Вы действительно думаете, что с нами можно себя вести подобным образом?
— Вы обязаны его госпитализировать. Оформите заявку. Приходченко Артем Георгиевич, — женщина посмотрела на меня глазами, начисто лишенными разума. 
— На этой бригаде только я принимаю решения и никто, кроме меня. Поэтому не смейте мне указывать, что делать, — после этих слов я разрядилась и немного успокоилась. А женщина снова заплакала. 
— Здравствуйте, девочки. 84/117. Инфицированная рана бедра. ВИЧ. Дайте нам, пожалуйста, 2-ую КИБ. 
— Следуйте, коллеги. Мой номер 286. — Я поблагодарила диспетчера и жестом указала мамаше на дверь.
— Я вас больше не задерживаю.
— Ну зачем вы так? — Елена Прекрасная лила слезы. Мне они казались крокодиловыми. 
— А вы зачем так? Задайте себе этот вопрос и подумайте, только быстрее. Не удивлюсь, что уже завтра ваш сын окажется дома. 
Женщина вышла, склонив голову. 
— А коляску? — это была первая и единственная за оба вызова реплика подкаченного.
— Вот только коляски нам не хватало. Впрочем, если сложите, грузите. 
Старый механизм заклинило, и сложить коробчонку удалось только наполовину. С довольной ухмылкой мужчина впихнул ее в салон и закрыл дверь. Взревел мотор. 
— Девушка, а укол можно? — послышался голос Приходченко. Хорошая фамилия для наркомана. Бедолага мечтал оправдать ее и словить приход. От любого вещества. 
— Нет, конечно. В больнице тебе сделают. Думаешь, я не понимаю, что ты туда едешь с одной единственной целью — раскумариться. Потому что нет в твоей жизни других целей, друг. Я все это прекрасно понимаю и частично испытала на своей шкуре. Так что, не звезди мне сейчас. 
Когда я поведала историю про два вызова врачу приемного, поразилась спокойствию женщины.
— Как вам доктор? Нормально это?
— У нас и не такое бывает. Это еще цветочки. Моя фамилия Трутаева, — сказала врач, тем самым приняв больного. Полгода назад, как мы перешли на электронные карты и вместо подписи мечтали заполучить ФИО принимающего.
  Также появилась функция отслеживания состояния своих госпитализированных больных. Через сутки напротив говорящей самой за себя фамилии появилась запись: «лечение прервано по инициативе пациента».