«Коля закрой дверь! Дует же из подъезда». Николай Петрович сделал шаг к двери, открывавшейся в подъезд, в лицо ему дунул холодный ветер, полоснул по лбу, покрытому испариной.
«Коля, что ты меня зовешь? Что не видишь - я занята. Скоро Вадик придет, есть захочет, а ты меня отрываешь». Николаю Петровичу было сорок три года, а женщины в этом возрасте так легко раздражаются.
«Что-то мне нехорошо, я пойду прилягу. – Коля в туалете лампочка перегорела, поменяй, пока в свой телевизор не уставился. Вечно от тебя помощи не дождешься. Вадика от компьютера не оторвешь, тебя от телевизора, а я прыгаю от кухни до ванной. Вас все обстирываю, времени нет себя в порядок привести. Нашли себе служанку. Тоже мне баре нашлись».
Николай Петрович поморщился каждый шаг давался с трудом, в груди давило, а после подъема на четвертый этаж, даже с двумя остановками стало трудно дышать. Николай Петрович был мужчина крепкий из породы людей никогда и ни за что не обращавшихся к врачу. «Сто грамм и любую хворь, как рукой снимет» - так любил говаривать его отец, а Николай Петрович отца уважал и к его словам всегда прислушивался, когда отец был жив, а сейчас вспоминал, как непререкаемую истину. Но  боль не прекращалась с того момента, как Николай Петрович побежал за автобусом притормозившим на остановке около гаражного кооператива, в котором владел гаражом и где часто пропадал возясь со своей машиной.
«Волга» – ГАЗ 31105 мечта всей жизни Николая Петровича и еще миллионов русских Николаев, Василиев, Дмитриев… Эту любовь к «Волге» привил Николую Петровичу тоже отец. У отца мечта сбылась, а что еще нужно хорошему сыну? Повторить жизнь отца. Это для интеллигентишек, которые руки замарать бояться, не повторить жизнь отца цель жизни, а работяга во всем должен быть, как отец.
Петр Александрович передовик производства по праву получил возможность купить «Волгу». Двадцать первую, бежевого цвета. Николай Петрович, как сейчас помнил, как с завистью на него смотрели мальчишки во дворе, когда отец ставил под окнами свою машину.
Первой у Николая Петровича была шестерка, подержанная. Сколько сил пришлось в нее вложить, сколько времени было потрачено. Но потом, когда появилась возможность, когда завод встал на ноги, когда Николай Петрович тоже пошел вверх и когда появились кредиты. Он не раздумывая продал «шестерку», прикинул сколько еще надо, занял у друзей, взял автокредит и купил ее – новую, блестящую – символ благополучия. Мечта сбылась. Пусть еще надо было платить банку, сумасшедшие проценты так, что автомобиль обошелся тысяч на 40 дороже. Но все равно Николай Петрович был счастлив…
Еще сильнее задавило в груди и ход мыслей Николая Петровича оборвался. Супруга не отступала и требовательно смотрела на супруга. А уж слушать ее упреки, что он опять пришел домой пьяным никак не хотелось. Ну накатили с мужиками в гараже по сто грамм и разошлись. Тоже мне преступление. Да и не был он пьян. Для такого крепкого мужика каким он был сто грамм это так - развлечение. Но как раз эти сто грамм для Николая Петровича оборачивались обвинениями в алкоголизме и упреками в пропивании всего, что было нажито за годы их совместной жизни. Правда нажито было трудом в основном Николая Петровича. Супруга тратила и не всегда на, так сказать благоустройства их квартиры, которую кстати Николай Петрович получил еще в советские времена, как передовик производства. Как же им тогда гордился отец.
Николай Петрович медленно переступая поплелся в кладовку. Лампочек в кладовке не оказалось и ему пришлось сначала выкрутить одну из люстры в зале, а уже потом осветить уборную. Вроде бы Анна успокоилась. И Николай Петрович наконец-то добрался до дивана. На этот раз включать телевизор он не стал. Вместо этого он прислушался к своим ощущениям. На какое-то мгновение ему показалось, что давить стало слабее. Нет. Показалось. Николай Петрович успел прикрыть глаза лишь на мгновение, как в зал влетела Анна Васильевна.
Всплеснув руками она только собралась возмутиться поведением мужа: «Коля ты опять улегся в свой ящик таращится, хоть раз бы мне…» - ее гневную тираду прервал не столько землистый цвет его лица, сколько тишина, царившая в комнате, в которой ясно слышалось шумное дыхание Николая Петровича.
«Коленька, ты чего? – все с той же интонацией праведного гнева сказала Анна Васильевна – Коленька, тебе плохо? Коленька ответь мне, что с тобой?»
Анна Васильевна бросилась к телефону, трясущими руками стала набирать цифры. Длинный гудок, в трубке что щелкнуло только она собралась сказать, что ее мужу плохо женский голос в трубке оборвал ее: «…занят. Просьба подождать – и снова через паузу – Диспетчер занят. Просьба подождать».  Так продолжалось минуту. Анна Васильевна бросила трубку, побежала в зал, остановилась, снова кинулась к телефону, набрала номер. Все тот же голос попросил ее подождать. «Сволочи - подумала Анна Васильевна – чем они там занимаются?» Несколько минут прошло в безуспешных попытках дозвониться, прежде чем ей в голову пришла мысль позвонить по другому телефону.  В другом месте ей посоветовали звонить в «скорую». Анна Васильевна снова набрала 03. Голос продолжал говорить заученную фразу. Анна вспомнила, как она, тогда еще моложе на 15 лет вызывала «скорую» своей маме и звонила она тогда не на 03, а прямо на подстанцию. Старый, потрепанный телефонный справочник валялся рядом с телефоном. Раскрыв его на форзаце в глаза сразу бросился написанный карандашом телефон 33-65-22.
Снова этот голос. Нет другой и говорит другое: «Набранный вами номер не существует…» Анна Васильевна бросила трубку, вспомнив, что уже полгода, как в городе ввели семизначный телефонный номер.
Ответили сразу: «Скорая, слушаю. – Девушка моему мужу плохо. Нужна скорая, срочно. – Вы позвонили на подстанцию, здесь вызова не принимают, звоните на 03. – Да туда невозможно дозвониться, там никто не отвечает. Вы что издеваетесь? Я буду жаловаться. – Еще раз вам объясняю, все вызова принимаются централизованно через 03, нам запрещено принимать вызова по этому телефону. Звоните на 03 и жалуйтесь…» Короткие гудки…
«Да что же это такое?»
В отчаянии она набрала телефон пожарных. Ответили сразу: «МЧС слушает». «Какое еще МЧС? Это же пожарники».
«Девушка моему мужу плохо, а в скорую я не могу дозвониться. Там никто не отвечает. Можно через вас вызвать врача? – Говорите адрес мы передадим».
***
- Слушаю.
- 321 в Микрорайоне-32 свободен.
- Минуточку 321.
Через три минуты Войцех снова нажал на замызганную кнопочку, горящую зеленоватым светом в темноте кабины.
- Слушаю.
- 321 в городке-32 свободны. – с чуть уловимым раздражением в голосе.
- Аэропорт 12-11, мужчина, 43 года, плохо.
- «Волна», и через сколько я доеду до этого вызова?
- 321, вы же рядом?
- Я, конечно понимаю, что здесь тоже есть аэродром, но Микрорайон-32 и Аэропорт это не одно и тоже и очень далеко друг от друга.
- 321, ехать не кому, все бригады заняты.
- 12-11
- Правильно.
Войцех закрепил микрофон рации на панели и отвернувшись к окну начал материться. Сквозь мат еще двум людям, находившимся с ним в кабине стало понятно, что диспетчера 03 ничего не знают, принимают всякую дрянь и вообще очень глупы.
Замолчав, он полез в карман форменной рубашки, достал сигарету и зажигалку, чуть-чуть опустил стекло и закурил. Дорога предстояла длинная, живот болел от голода, вызовов сегодня было много. Этот был толи 15-й по счету, толи 16-й. А времени было только девять вечера. Пока ехали Войцех выкурил три сигареты почти подряд. Какое-то нехорошее ощущение теснило в груди. Не то чтобы предчувствие, а просто было неуютно, хоть и компания подобралась сегодня на бригаде неплохая. Такое ощущение не предвещало ничего хорошего, вызов-то туфта, абстенюга судя по фишке. А что-то не так.
***
«Ну где же они? – думала про себя Анна Васильевна и злость закипала у нее в душе, - мужу плохо, а они все не едут». Мысль, что муж умирает она старательно от себя отгоняла, жизни без него она себе уже давно не представляла, всю жизнь прожив за его счет. Так, что по ее мнению эта скорая помощь в своих белых халатах должна была приехать немедленно, сделать какой-нибудь укол, успокоить ее и проваливать ко всем чертям.
«Допился? Нечего было шляться по своим гаражам. Лучше бы мне…» договорить ей не дал звонок в дверь. Пришел сын. Не успела она начать объяснять, что случилось с отцом, как в дверь позвонили еще раз.
«Ну, наконец-то! – быстро щелкнув замком Анна Васильевна открыла дверь и увидела в дверях молодого человека с оранжевым чемоданом, который надменно посмотрев на нее спросил – Вызывали?» «Ну, вот. Так и знала. Прислали вместо доктора студента».
«Ну, вот. Так и знал сейчас будет скандал. Бабища-то на взводе. Видать хорошо муженек наподдавал. Да, уж… Стандартной отмазкой – вызывайте нарколога – тут не обойдешься, придется поскандалить. Ладно нам не впервой. А я уж напрягся. Херня все эти предчувствия. – Войцех почувствовал почти облегчение. – А ничего квартирка, видать мужичок бухать, бухает, а зарабатывает неплохо. И чего они, если бабки есть нас вызывают. Любители халявы… Оп-па, блядь…»
- Катька, сходи с пацаном в машину. Тащи все сюда, только быстро.
- Мой сын никуда не пойдет. Вы что не могли сразу принести все что тебе нужно?
- Тыкать на базаре будешь, – хамство Войцех не любил, хоть матерился он, как сапожник, но интеллигентность, привитая матерью в такие моменты в нем просыпалась, но только по отношению к себе - Тебя как зовут? – обратился он к мальчику, - Хорошо Вадик, поможешь моей помощнице принести вещи из машины. Давай бегом.
Для него все было понятно с первого взгляда. Никакой абстенюгой тут и не пахло. Но влететь на инфаркт похоже с шоком и похоже еще и «скоро тут будет отек», но уж левожелудочковая точно он в этот вечер никак не ожидал.
В коридор, к телефону, пока есть время надо вызвать.
- Скорая.
- Это 321-й, мне кардиобригада нужна.
- Адрес?
- Аэропорт 12-11.
- Что ставите?
«Ставлю огурцы на зиму, - хотя пожалуй сейчас не до шуток. Дуплится мужичок, дуплится».
- ОИМ.
- Ждите.
«Ясное дело ждать придется. Разгон какой устроили. Наши кардиологи, наверное, тоже на подстанции не сидят».
***
Катя быстро поднималась по лестнице, за ней пыхтел нагруженный сумками сын больного. В руках несла мягкие носилки, которые взяла на всякий случай, хоть Войцех ничего и не говорил.
Войдя в комнату, она застала его в недвусмысленной позе, склонившемся над распростертым на полу телом. «Кажется он его взасос. Фу-у слава Богу, хоть бинт сверху положил».
- Что ты с ним делаешь, сволочь? – заорала Анна Васильевна, увидев, что в комнате появились свидетели. Вадик, Вадик, да что же это делается? Он отца стащил с дивана, потом ударил, а меня оттолкнул…
- Вадик, - Войцех оторвался от своего «суженого», - уведи ее отсюда. Вам на это лучше не смотреть. Если нам что-то понадобиться я тебя позову.
Вадик понял только одно, что с отцом происходит что-то плохое. Что-то еще понять было трудно поэтому он слушал доктора беспрекословно.
Когда Войцех с Катей остались одни, Николая Петровича в комнате не было уже минуты полторы.
- Вот это мне свезло, я же его сегодня в шутку взял. Давай разворачивай дефибриллятор.
Николай Петрович вернулся сразу, после первого разряда. Только, что самописец скакал по движущейся ленте, рисуя неправильную синусоиду и вот все пошло, как должно быть, только экстрасистолы бьют через пять-шесть.
***
Николай Петрович вернулся, но спит, в вену капает нитроглицерин, дышит ровно, хорошо дышит. Не слышно дышит, кислород через масочку, шум мешает услышать Николая Петровича дыхание. А кардиологов все нет.
К телефону, звоним. Выясняется, что поехали не свои кардиологи, а бригада со спецов, по дороге у них лопнуло колесо. Так что ждите.
Но ждать он не стал. Кардиологам отбой. Собрали соседей, вынесли и поехали. Прикатили в больничку через десять минут ровно. Закатили Николая Петровича в ПИТ, попрощались с дежурным доктором и поехали заправляться на подстанцию. Как раз вечерний разгон кончился. Заехали пятыми. Заправились прежде всего сами, а уж потом сумки. Войцех налил себе крепкого сладкого чаю, раскурил сигаретку и сел писать карточку, да еще карту реанимации, предвкушая завтрашнюю взбучку от заведующего: фельдшер на инфаркте сделал центральную вену, стрельнул больного, да еще ко всему и сам госпитализировал. Но ощущение, что одну секунду ты был орудием Божьим, не отпускало. А, чувствуя это плевать, что там завтра скажут,  плевать, что будет потом. Главное, что сделал свою работу на отлично и кого-то, кого ты не знаешь и завтра не узнаешь на улице впереди еще долгие годы жизни.
Эпилог
Через две недели, когда Николай Петрович уже был переведен в кардиологическое отделение, Войцеха вызвал к себе заведующий и попросил, пряча глаза, написать заявление по собственному желанию. На его вопрос «с чего бы это», заведующий ответил, что в горздрав пришла жалоба от жены больного, в которой Войцех обвинялся в грубости, хамстве и нанесении больному тяжких телесных повреждений. Также в жалобе было сказано, что в результате его непрофессиональных действий Николай Петрович Сомов стал инвалидом, а его семья потеряла кормильца. Жалобу спустили из Горздрава руководству станции с указанием разобраться.
***
Они встретились через пять лет, когда Вадик – сын Николая Петровича попал в аварию. На той самой «Волге», на которую Николай Петрович дрочил всю жизнь.
Они стояли в коридоре Николай Петрович и Анна Васильевна. Нет, она не плакала, она думала о том, что ее не пустили к сыну, заставили здесь ждать. И ведь специально так долго. Этот хирург, там наверное медсестру какую-нибудь тискает вместо того, чтобы выйти к нам и проводить к сыну.
***
- Пошло звучит, но жить будет, - сказал Войцех с улыбкой, - правда без селезенки. – выглянул в окно операционной и немного с грустью проводил взглядом молодого доктора в бирюзовом костюме со светоотражающей надписью на спине «скорая помощь», бодро забравшегося в «Соболь» и тут же схватившего черную коробочку на проводе, поднес к лицу.
«Шестьсот-хрен-дальше-знает-какой свободен, - угадал Войцех и сбросил перчатки в таз, - Там, вроде, родственники приехали, пойду поговорю».
***
Уже переодевшись, Войцех спустился в приемный покой. Родители пострадавшего сидели на скамейке.
- Ну, что, сука, опять жалобу писать будешь…
Все события, место действия и имена рассказа вымышлены. Любое совпадение с реальностью абсолютно случайно.

Вацлав Пожарский

---

Комментарии