Пригласили меня прочитать в Институте усовершенствования врачей цикл лекций по акупунктуре. Подготовил материал, плакаты, схемы. Но не хватало одной детали: макета уха, на котором удобно показывать, в какие точки на ушной раковине иголки вставлять полагается.
    Позвонил знакомому скульптору:
    — Можешь ли подобный экспонат из папье-маше сообразить?
    — Могу, — говорит, — но не сейчас, а недельки, этак, через две.
    Поздновато. Придётся довольствоваться рисунком.
    Но и его-то нет!
    Зато имеется в Киеве Майдан Незалежности. А на майдане этом — художники в “трубе” сидят. “Труба” — это подземный переход, в котором уличные графики творчеством промышляют: рисуют за двадцать гривен портреты.
    Прибежал я туда. Гляжу — четверо расставили свои сети и наблюдают, как пауки, за прохожими.
    Подхожу к одному из них:
    — Рисуночек, — мол, — желаю заказать на память о Киеве.
    А он:
    — Вас в анфас или в профиль?
    — В профиль, — говорю, — но только одно ухо, остальное не нужно. И размерчик, пожалуйста, побольше.
    Маэстро вылупил глаза: всяких шизов видел, но такого, поди, впервые.
    — Двадцать гривен!
    — Нет проблем, — отвечаю.
    Если вы обратили внимание, уличные художники располагаются так, чтобы прохожим был виден процесс рождения рисунка — такая себе, знаете, завлекалочка.
    Этот же поступил аккурат наоборот — меня усадил поближе к публике, а сам, с большой картонкой в руках, стал спиной к стене, дабы ни один ротозей не узрел чего он там малюет.
    Начал он трудиться.
    А его коллеги (“О, у Вас типаж!”) со скуки и себе принялись меня “ваять”. Но, естественно, не ухо, а в натуральном облике, как положено. Авось я и их карикатуры приобрету, один фиг нет заказов.
    И образовался там маленький ажиотаж: зеваки обступили мастеров, комментируют, дают советы, обсуждают, у кого лучше выходит. И только один портрет им не виден — тот, который к стене повёрнут.
    Первой к нему подкралась любопытная дамочка. Заглянула и... замерла: пялится то на меня, то на “мой портрет”, на ухо то есть. А я у неё спрашиваю: “Ну что, похож? А?”
    Мадам сдуло в метро. Заинтригованная публика попёрла на её место.
    — Товарищи, не мешайте работать! — завопил мой “портретист” и, чтобы никто не смог разглядеть его произведение, окончательно приклеился спиной к стенке.
    Народ, намереваясь всё же взглянуть на высокое искусство, стал терпеливо дожидаться конца действа.
    — Готово! — молвил через какое-то время мастер карандаша и резинки, последний раз глянул на свой опус и скрутил его “в трубочку”. Очевидно, он намеревался всучить мне этот шедевр, так и не показав его публике.
    Ну да, это я-то упущу такой шанс покуражиться?
    Поднявшись со стульчика, я сначала подошёл к одному из художников, нарисовавшему моё натуральное лицо:
    — Неплохо, неплохо, — обратился к автору, — но мне кажется (рассуждал я тоном знатока), Вам не удалась перспектива носа, взгляд какой-то конкретный, да и вообще, кого сейчас удивишь реализмом?
    Затем подошёл к другому:
    — Ну, это лучше! Обратите, товарищи, внимание (начал я просвещать публику) как удачно передан овал лица! За ним чётко улавливается кривизна затылка!
    Третью халтуру я прокомментировал так:
    — Зачем Вы нарисовали такой большой лоб? Вы что, дальтоник?
    И, наконец, развернул перед народом своё ухо:
    — Блестяще! Вот что значит истинный талант! В этом портрете художник метко уловил мой характер, мою, так сказать, психологическую сущность! Этой работе позавидовал бы сам Пикассо! Вы — гений! — пожал я творческую руку мастера, отсчитал ему двадцать гривен и развернулся в сторону метро.
    Публика, на всякий случай, отодвинулась на безопасное расстояние.