Золотое сечение VI
Есть два дня в году, когда график формируется в течение всего года. Это тридцать первое декабря и первое января. Смена уже не имеет значения, все считают сколько но-вых годов они отработали, отстаивая свое право не...
Старший фельдшер постарался. Тридцать первого декабря бригады были уком-плектованы и переукомплектованы. В течение дня вся подстанция готовилась к Новому году. Плюнув на риск получить нагоняй от линейного контроля, лишние девчонки тру-дились на кухне, готовя салаты, нарезая колбасу, сало и копчености. В одежных ящиках в глубоком секрете покоились несколько бутылок шампанского и парочка грузинского пятизвездочного коньяка.
Зав подстанцией встречал новый год в кругу семьи. Из этого круга, несмотря на прямые родственные связи, выпала его дочь Вилена, добровольно возжелавшая работать в компании с Носовым и Володей Морозовым. Герман раздражался, убеждая дочь, что все будут дома! Гости должны приехать! Он специально пригласил своего однокашника Яшу Левинсона с двадцатидвухлетним сыном Мишей, надеясь познакомить его с Виле-ной. Никаких стратегических планов он не строил, но регулярные намеки мамы, что не-плохо бы познакомить Вилечку с хорошим мальчиком, его уже достали. И вот тут, эта обормотка, в обход папиных планов, договаривается со старшим фельдшером о дежур-стве под Новый год! А они с женой Машей теперь должны веселить всю ночь пригла-шенных гостей. Использовать власть и плести интриги на подстанции Герман не стал. В конце концов все уже взрослые люди! Сколько можно нянчится?
С утра бригада Носова работала в полном составе, на подстанцию они заезжали только, чтобы заправиться лекарствами, шприцами и выгрузить купленные продукты.
В большом холле на втором этаже устанавливались столы, сносились все стулья из конференц-зала, в одной из фельдшерских открыли окна на распашку и устроили им-провизированный холодильник, в котором все разложенные кресла были уставлены са-латницами, блюдами и тарелками.
В семь, как обычно, начались рассаживания и открывания ночных бригад. Володя открыл двадцать седьмую бригаду и оставил Носова с Вилечкой на дневной вдвоем. По неписанному правилу, вновь открытые бригады ставились в очередь первыми. Поэтому пока Морозов готовился к выезду, Витя с Вилечкой пошли на кухню, по смачному вы-ражению Сашки Костина, чайку испить - кишочки всполоснуть.
На подстанции царила нормальная вечерняя суета: все ходили туда-сюда, громы-хали крышки алюминиевых ящиков, тонко звенели перебираемые в карманах халатов ампулы, для восполнения истраченого на вызовах, периодически взревывали динамики селектора, выкрикивающие бригадам “на вызов!”.
Для удобства столы выдвинули на середину кухни и обставили стульями.
Во главе стола сидел одинокий Костин, перебиравший гитарные струны и что-то негромко мурлыкавший себе под нос.
Носов отодвинул для Вилечки стул, и спросил:
- Не помешаем?
Костин, не отвлекаясь, мотнул головой - нет проблем! Он перестал мурлыкать, а принялся тренькать струнами и настраивать гитару.
- Концерт запланирован? - спросила Вилечка.
- Угу, - сказал Костин, - Марина Ивановна, может, еще споет. В общем все по эс-тафете, кто приедет тот и будет петь.
- А Женька где?
- Только что уехала, - Костин взял несколько аккордов, потом перебором проиграл вступление и пропел из Дольского:
- Мне звезда упала на ладошку. Я ее спросил - откуда ты? Дайте мне передохнуть немножко! Я с такой летела высоты! А потом добавила сверкая, будто колокольчик про-звенел - не смотрите, что не велика я, я умею делать много дел! - Голос его был совсем не похож на мягкий баритон Александра Дольского, был он пониже и глубже, но песня звучала в других интонациях и при том, что сохранялась нежность, куда-то исчезла сла-щавость, а прибавилась грусть.
Костин отложил гитару.
- Потом. Женька поехала на отраву “неизвестно чем”.
Носов насторожился.
- Это как?
- Вот так. Пришел вызов - “отравление”. Без уточнений, ни возраста ни пола, один адрес и повод.
- А почему она?
- Не было никого. Я сижу - резерва жду. Моя машина сломалась. А Женька только приехала, ей сразу вызов без задержки.
Женя Соболева поднялась на третий этаж фешенебельного кирпичного дома. Эти дома в районе назывались цековскими, и жил там - контингент. Это выражение пошло от двух ребят: Витьки Степанова и Коли Короедова, перешедших на скорую в четвертое главное управление, там зарплата на двадцать пять процентов больше - “за контингент”. Вот этот самый “контингент” и жил в элитных домах из желтого кирпича с совмещен-ными переходами детским садом, закрытым для неконтингента магазином и крепким пенсионером в подъезде у лифта в роли цепной собаки. Однако, несмотря на свою ис-ключительность и особое обслуживание, контингент не брезговал вызывать простую скорую, хотя бы потому, что ее легче вызвать.
Дверь в квартиру была не заперта. Нехороший признак, значит человек вызывав-ший не расчитывал, что сможет открыть, когда приедет скорая. Женька упорно позвони-ла и только потом вошла. Никого. Просторная, как стадион, прихожая, по периметру об-ставленная под самый потолок, ломящимися от томов Всемирной Библиотеки и под-писных изданий книжными шкафами. Бросился в глаза красиво оформленный плакатик за стеклом “Не шарь по полкам жадным взглядом, здесь книги не даются на дом!”. Толкнув высокие двойные двери с витражом, Женька вошла в гостиную. Богатый гарни-тур, огромный телефизор Сони и редкость - видеомагнитофон. На журнальном столике огромной горой валялись выпотрошенные упаковки из под реланиума, седуксена, раде-дорма, тазепама, среди бумажек виднелись прозрачные и коричневые ампулы, от кото-рых поднимался знакомый приторный запах. Количество таблеток поражало. Не меньше трех сотен. Женька огладелась, в гостиной никого. Бросила ящик и выбежала в прихо-жую. Квартира огромная, запутаная, как лабиринт. Женька неслась по коридору, зале-тела в кухню, пусто! В одну комнату, другую, спальню, В недоумении постояла в при-хожей и рванула дверь в ванную комнату. К таким ванным Женьке не привыкла, тут больше подходило бы слово - бассейн. В большой круглой ванне, до середины наполне-ной теплой водой лежали две девушки. Голые, ярко накрашеные, лет им было по пятна-дцать-шестнадцать.
Женька кинулась к ванне, пнула ногой валявшийся на полу радиотелефон с вы-двинутой антенной, ухватила за плечи ближнюю девочку и попыталась выволочь ее на пол. Мокрое вялое тело выскальзывало из рук. Женька упиралась в край ванны, но ноги в сапожках с металическими набойками скользили на мраморном полу. Она чуть не нырнула следом, когда девушка выскользнула из рук и с головой погрузилась в воду. Вторая слегка приоткрыла глаза, и чуть-чуть пошевелила губами. Женя схватила утоп-нувшую за волосы и приподняла ее голову над водой. Потом перегнувшись через край начала шарить по дну руками в поисках пробки. Она нащупала слив, он был заткнут, но на пробке ничего не было. Ухватится не за что. От бессилия у Женьки навернулись сле-зы. Что же далать? Вторая девушка, что еще была в сознании, прошептала еле слышно:
- Рычажок.
- Что? - не поняла Женька.
- Рычажок, - повторила девушка, - там, - и мотнула головой в сторону смесителя.
Носов встал из-за стола. Вилечка подняла на него глаза.
- Ты что?
- Пойду, позвоню.
- Зачем?
- Не знаю, - сказал Виктор и ушел из кухни.
В диспетчерской он спросил:
- Куда Соболева уехала?
Диспетчеры ответили.
- Она не звонила?
- Нет.
- А старший здесь?
- Уехал с Гусевым на повтор “плохо с сердцем”, после Гусева же.
- Ясно.
- Надо позвонить на вызов к Женьке.
- Зачем?
- Какой-то странный вызов. Повод не четкий, ни пола ни возраста. А если - суицид? Есть телефон?
Диспетчеры просмотрели журнал.
- Нету.
Носов помолчал секунду и спросил:
- Женьку вы послали, потому что некого было? А Костин сачкует в столовой!
Диспетчеры завелись разом.
- Костин резерва ждет. А Соболеву послали, посмотреть и разобраться!
В этот момент зазвонил телефон, и одна из диспетчеров схватила трубку:
- Да! - прикрыв ладонью микрофон, сказала- Это она. Что у тебя? Ясно, сейчас, по-дожди, - сунула трубку Носову, - поговори с ней, - а сама взяла трубку другого аппарата.
Носов спросил:
- Женя? Что там?
Женька сквозь слезы прокричала:
- Здесь их две, отравление снотворными, в ванне! Я не могу их достать!
- Успокойся, Женя, - кричал Носов, - Они живы? Дышат? Пульс есть?
- Одна пока еще в сопоре! - кричала Женька, - а вторая в коме. Чего делать?
- Жди! Сейчас приедем! - сказал Носов и, уже выходя, обратился к диспетчерам: - возмите на меня наряд, я уехал. С вызова отзвонюсь, дадите номер, хорошо?
- Давай, - махнули рукой диспетчеры.
К приезду Носова и Вилены Женька нашла-таки рычажок и спустила из ванны во-ду. Носов вошел в квартиру вместе с милицией. Пустая огромная квартира в секунду ожила, наполнилась людьми, стало шумно и тесно. Быстро и легко извлекли девушек из ванны, принесли одеяла из спальни и покрывала. Носов разложил их на диване в гости-ной и с помощью Жени и Вилены обеим юным самоубийцам ввел желудочные зонды. Одновременно их промывали. Одна, та что была еще в сознании, когда Женя пыталась их вытащить, начала приходить в себя, и спутанно разьяснила, что они уже давно с под-ружкой решили покончить с собой. Вторая, несмотря на промывание желудка была ху-же, и Носов наладил ей капельницу, ввел стимуляторы дыхания и сердечной деятельно-сти. Они запросили место сразу на две бригады и вместе повезли в токсикологию Скли-фа. Пока длилась эпопея с промыванием желудков, поиском документов, родителей и прочих формальностей, в спальне на письменном столе была обнаружена записка, что “Лена и Оля решили покончить с жизнью, потому что не видят в ней никакого смысла после гибели Джона Леннона”. Однако, никто не смеялся, кое-кто из милиционеров не-доуменно пожимал плечами, хмыкал, когда девчонок нагишом укутывали в одеяла. Но-сов же был предельно серьезен. Родители одной из девочек уехали к друзьям за город на новый год, а второй - подружки, пришли по приглашению милиции для разбирательства. Носов не стал их дожидаться, но уже на улице, при погрузке носилок в карету, к ним по-дошли родители Оли. Носов не стал через плач и сопли объяснять, что да как? Милиция объяснит. Сказал только, что увозят девочек в НИИ им. Склифосовского.
Уже в машине, Носов, сидевший вместе с Виленой в салоне, и время от времени меривший давление тяжелой девочке, сказал:
- Фигня все это!
Вилечка спросила:
- Что именно?
- Что они суицид устроили из-за Леннона.
- Почему?
- Да кто он им и они ему? Как говориться: Что он Гекубе? Что ему Гекуба? - Носов процитировал Гамлета, и продолжил: - Леннона убили не сейчас. Фанатеть из-за него? Ну я или ты еще можем, я Битлами бредил в начале семидисятых, полтора десятка кас-сет с пленками до сих пор на антресолях пылятся. Червонец за переписывание одной бобины! И, все-таки Битлы, хоть и вошли в классику, но основной пик их популярности уже прошел. Нет, девчонки травились по другой причине... Причем, вот эта, - Носов кивнул на девочку на носилках, - совершенно серьезно, а вторая, наверное, за компанию. Она же и скорую, скорее всего вызывала. Но вообще девочки постарались. Бедная Женька! Под Новый год в такую бяку влететь!!! - он обратился к дыре в переборке сало-на и прокричал: - Семен Семеныч, топи, как следует! Холодно!!! И поспешай! Надо к новому году успеть на подстанцию!
Вилечка, удивленно подняла бровки.
- А почему в бяку?
Носов покрутил пальцами, формулируя мысль:
- Вот смотри, она первая вошла в квартиру, не пригласила свидетеля, хотя бы того деда, что сидел в подъезде. Потом, например, приедут сейчас родители этой Лены, - Виктор кивнул на девочку на носилках, - и чего-нибудь не досчитаются, ну скажем, ка-кий-нибудь бижутерии, или денег. Кого будут первым дергать? Женьку. - Он перегнулся назад, и, отдернув занавесочку на заднем стекле, поглядел на рафик Соболевой, идущий сзади. -Вот такая бяка! Ясно?
Вилечка покачала головой и сказала:
- Так что же, то что она спешила оказать помощь ничего не значит? Ведь если бы она побежала за дедом, время ушло бы. Разве не так? Мало ли что могло бы за это время произойти!
- Кому суждено быть повешеным, тот не утонет. - грустно усмехнувшись, произнес Носов. - Минутой больше, минутой меньше, ничего не изменит. Да, кстати, к тому же, она не догадалась сбегать за помощью и позвать или деда или водителя, а стала звонить на подстанцию. Сколько мы ехали?
Вилена пожала плечами.
- Ну минут семь - десять.
- Вот. А если бы она была не одна, то вытащила бы этих суицидих на десять минут раньше, и помощь соответственно оказала бы раньше. Я прав?
Вилечка согласно кивнула.
- Прав, конечно.
На подстанцию они вернулись точно к одиннадцати и попали в атмосферу неверо-ятного галдежа и возбуждения.
Носов скинул оборудование возле материальной комнаты, и обернулся к пробе-гающему Боре Кротову:
- Что случилось?
- В Коньково АТС горит! Во ребятам повезло, до утра вызовов не будет! - Боря имел ввиду тамошнюю подстанцию.
Носов пожал плечами.
- Да уж. А что у нас?
Боря попрыгал на месте.
- Столы ломятся на втором этаже! Извини, мне надо! - и улетел в направлении туа-лета.
Виктор закинул оборудование на стеллаж, расписался в журналах и пошел наверх.
Морозов был еще на вызове, и только что отзвонился. Сразу получил команду воз-вращаться. Вызовы капали медленно по одному, чем ближе к двенадцати, тем их стано-вилось меньше.
Без пятнадцати двенадцать, хлопнула входная дверь и голос Морозова проорал:
- Эй! Помогите мне!
Выскочившие на крик диспетчеры увидели, что Володя сгибается под тяжестью неимоверного количества полиэтиленовых пакетов из которых торчали горлышки во-дочных и шампанских бутылок, куриные ноги, просвечивали оранжевые мандарины и нежно желтые яблоки гольден. Что еще было в пакетах? Неизвестно, но запах истекал не менее мощный, чем со второго этажа.
- Откуда? - хором спросили диспетчера.
- На вызове подарили, - ответил Морозов. На диспетчерских лицах отразилось не-доверие. - Я серьезно, - подтвердил Володя, - Ну, возьмите сумки-то!
- Но как? - недоумению не было предела.
- Да сам удивляюсь. - Морозов принялся разминать натертые тонкими ручками пальцы. И рассказал: - Они там ждали гостей, хозяева наготовили харчей, а хозяин вы-ходил с собакой и поскользнулся, да головой об скамейку. В общем мне его пришлось увезти в нейрохирургию. Праздник у них накрылся. Хозяйка тоже уехала с ним, гости разбежались. А мне отдали все со стола. Так и ехали.
- И бутылки тоже отдали? - недоверчиво спросили диспетчера.
- Естественно! А на фиг нам столько закуски, если пить нечего? Ну беленкую я до-мой заберу, а шампанское на стол. Это святое. Ребята собрались?
- Все на верху. Торопись. - Диспетчера ушли к себе с несколькими сумками. - Ты не против?
- Да ради бога! - крикнул на бегу Морозов. - А вы подниметесь?
- К двенадцати придем!
Две трети подстанции собрались за столом. Шумели, звенели, хлопали пробками, пенилось и шипело разливаемое по кружкам и чашкам шампанское. Покрывая рокот, поднял голос старший врач:
- Друзья, прошу тишины! - все замолчали. - До нового года осталось десять минут. Давайте проводим старый! Коллеги, врачи и фельдшера, водители, я буду краток. Год прошел, и нельзя сказать, что был он плох. Но пусть Новый будет лучше! - старший про-тянул чашку к середине стола. Зазвенели, застучали, чокаясь кружки и стаканы. У при-глушенного телевизора прибавили громкости. Полуживой генсек читал обращение к со-ветскому народу. С последним ударом курантов к столу подошла диспетчер с пачкой вызовов в руках.
- С Новым годом! - и стала раздавать карточки. За столом расхохотались. Кто-то возмущенно сказал:
- Ну ни фига себе? В двенадцать ночи боли в животе! Дня не хватило, чтобы вы-звать?!
За столом заметно поредело. Носовская бригада стояла по списку последней и ее вызов миновал. Костин, дождавшийся резерва, входил в холл с гитарой в руках. Он только что приехал с вызова. Увидев его, новогодний огонек, начинавшийся в телевизо-ре, умолк. Для тех, кто остался за столом, начинался концерт. Сашка пел. Он знал неве-роятное количество песен. Он пел Дольского, Окуджаву, Егорова, Никитина, Городниц-кого, Визбора и еще бог знает кого, каких-то неизвестных КСПэшных авторов. Он не делал только одного, он не пел на заказ. Все знали, стоит только кому-нибудь попросить спеть то или это, Сашка пел прошенное и умолкал. Больше ему петь не хотелось. Время от времени он прополаскивал горло глотком шампанского. Прошло полтора часа, и на-род вновь накопился на подстанции, а очередь Носовской бригады переместилась на первое место. Носов, под мышкой которого примостилась Вилечка, протянул руку к ус-тавшему Костину.
- Отдохни, Саня. Дай-ка мне. - Костин протянул ему гитару. Виктор чуть отодви-нулся от Вилечки, поелозил ногами устраивая гитару на коленке. - Это старая песня. - Сказал он. - Но это была первая песня Высоцкого, которую я услышал. Пусть земля ему будет пухом. - И начал: Спасите наши души! Мы бредим от удушья!
Он не хрипел, не пытался петь под Высоцкого или хотя бы чуть-чуть, похоже. Это-го не требовалось. В голосе его было столько убедительности, что чувство нехватки ки-слорода появилось у всех сидящих за столом. После светлых и веселых песен, спетых Костиным, тяжелая трагичность этой, погружала слушателей в морскую тьму, в холод, ужас и могильную тишину подводной лодки, лежащей на грунте после боя.
- Наш путь не отмечен! Нам нечем... нам нечем... Но помните нас!
Когда он замолчал, над столом повисла тишина. А, только что вернувшийся с вы-зова, Гусев сказал тихо:
- Я сейчас был на вызове у одного деда. Он фронтовик. - Гусев не повышал голоса, но его было хорошо слышно. - На спинке стула висит его пиджак, там Слава трех степе-ней. Так у него ни елки, ни праздника. Один.
- А вызывал чего? - спросил Морозов.
- Да, в общем, ерунда. У него осколок в ягодице прямо вплотную к седалищному нерву. Сильные боли. Работы на десять минут. Но только до утра. К нему медсестра из поликлиники ходит. Сегодня почему-то не пришла. Он весь день терпел.
- И что ж у него никого из родных нет? - спросил Носов.
- Не знаю, - ответил Гусев с набитым салатом ртом, - Я не интересовался. А что у вас сегодня было? Я слышал Женька на себя вызывала?
Виктор усмехнулся.
- Это мы на нее вызывались. В общем, рутина. Я вот о другом думаю. Выходит я шесть лет на врача учился, чтобы отлично фельдшерскую работу делать!?
За столом оживились. Особенно фельдшера.
Старший врач, уже собравшийся пойти покемарить, остался.
- А что? Не устраивает?
- Вообще-то, да! Не устраивает. - Носов нацедил из заварочного чайника полкруж-ки густой заварки. - За этот год я сто двадцать раз промывал желудок, шинировал, бес-счетное число раз делал уколы в разные места. И я по пальцам могу пересчитать вызовы, где мне приходилось в самом деле напрягать мозги, чтобы разобраться в проблемах больного. Я не говорю о реанимационных случаях. Но и они не особо нуждались в моем высшем образовании.
- Ну тут я не согласен, - хмыкнул старший врач.
- Да в самом деле! - продолжал Носов, - В основном, в серьезных случаях это - бе-ри, обезболивай и вези! И чем быстрее довезешь, тем больше шансов, что больной вы-живет. Я точно, могу сказать, что чем меньше мудрствуешь на вызове в одиночку, тем меньше проблем с больным. А для этого достаточно двух толковых фельдшеров муж-ского пола на бригаде.
- И что ты предлагаешь? - спросил старший, вновь собираясь отойти ко сну, - Оста-вить одних фельдшеров на скорой? Как в штатах? А куда врачей денем?
- В больницы. - Носов полез в карман за сигаретой.
Володя Морозов усмехнулся.
- Это на полторы сотни в месяц? Ты уйдешь со своих двухсот семидесяти?
-Э! - повысила голос, сидевшая у края стола, диспетчер, - Виктор Васильевич! Ку-рить идите на кухню. Не надо здесь!
Носов послушно потушил зажженную спичку и поднялся. А Морозов, перехватив у него гитару, снова сунул ее Костину.
- Что то мы, как лесорубы. Давай, Сашка, сбацай что-нибудь!
Тот кушал, привезенную Морозовым с вызова мандаринку и сказал:
- Сейчас, доем, - а потом, вспомнив, что за столом присутствует еще и доктор За-харова, передал гитару ей. - Марина Ивановна, спойте вы.
Марина приняла инструмент и, подумав секунду, глядя в спину Носову, выходя-щему на лестничную площадку, запела:
- Не уходи, побудь со мною...
Ее сильный грудной голос прошел над головой Носова и, отразившись от стен и потолка, вернулся в холл эхом. Кто-то засмеялся. У Вилечки сладко заныло сердечко, и она беспокойно заерзала. Ей хотелось пойти составить Вите компанию, но она не кури-ла, а просто так вылезать из-за стола ей казалось глупым. Она прекрасно понимала, что Доктор Захарова на самом деле никаких чувств, вроде огневой страсти, к Носову не пи-тает, однако, попавшая в ситуацию, песня зажигала тихую ревность. Но, несмотря на томные призывы, Носов ушел на кухню. Вилечка дослушала романс из пушкинской ме-тели и приготовилась послушать еще что-нибудь, но Марина замолчала и передала гита-ру Костину. Подсевшая возле телевизора Женя Соболева покрутила громкость. Огонек заканчивался, и начинались Мелодии и ритмы зарубежной эстрады. На Вилечку вдруг накатила усталость, глаза ее закрылись, и она, привалившись к Морозовскому плечу, ти-хонько засопела. Еды на столе убывало, грязную посуду, Женька собрала в горку и по-несла на кухню.
В холл вдруг вбежал Носов.
- Бутылки уберите, - шепотом сказал он. - Контроль на подстанции!
Морозов переложил дремлющую Вилечку на плечо Бори Котова, а сам стал соби-рать в разложенную на диване шинель пустые и не пустые бутылки. Укутав все это в узел, крадучись утащил в фельдшерскую. Когда он вернулся, Носов покрутил у него пе-ред носом карточкой.
- Едем. У нас ребенок шесть месяцев, температура.
Морозов показал глазами на Вилечку.
- Оставим?
- Это при контроле? Давай в другой раз. - Виктору очень не хотелось тащить на этот вызов с собой уставшую Вилену, но нарываться на скандал, хотелось еще меньше.
Морозов сбежал вниз будить водителя, а Носов, присев рядом с Вилечкой, зашеп-тал в розовое ушко:
- Вставай, красавица, проснись! Открой сомкнуты негой взоры...
Вилечка сладко потянулась.
- Вызов, ды?
- Ды, - подтвердил Виктор. - Человеческий детеныш шести месяцев от роду затем-пературил.
У диспетчерской они столкнулись с тем самым золотоочкастым доктором, что лез к ним в машину летом, когда самолет упал. Очкастый их не узнал, он благожелательно улыбаясь протянул руку.
- Дайте, пожалуйста, вашу карточку, доктор.
Носов протянул ее. Очкастый посмотрел время получения вызова бригадой, глянул на часы и вернул Носову. Прошло три минуты.
Морозов привел зевающего водителя, и они пошли в простывшую насквозь маши-ну. Шел четвертый час ночи.
В квартире на вызове было очень жарко и шумно. Детеныш орал. Самозабвенно и старательно. Он орал на выдохе и вдохе, он закрыл глаза от удовольствия и распахнув красные беззубые десны, так, что во рту помещались оба его кулачка, орал, пуская слю-нявые пузыри. Молодые нарядные родители, суетились вкруг кроватки с градусником. Носов помыл руки горячей водой, чтобы согреть озябшие пальцы, и стал осторожненько ощупывать выпуклый красный животик. С животом все было нормально. Ребенок на но-совские ощупывания отреагировал странно, он замолчал, агукнул и вдруг залился хихи-каньем, особенно когда Виктор начал пальпировать мошонку, пытаясь найти паховую грыжу. Там ничего не было. Как только наступила тишина, Носов вытащил из подмыш-ки согретый фонендоскоп и стал выслушивать легкие и сердце. Детеныш на эту свер-кающую штуку, которая щекотала не меньше пальцев, снова расхохотался. С легкими тоже все было нормально. Виктор в задумчивости склонился над кроваткой. Он не лю-бил детские вызовы, особенно младенцев. Вот что тут? Родители намерили температуру под тридцать восемь. С чего бы это? Пацан снова засунул оба кулака в рот, почмокал и, медленно расходясь, как сирена ПВО, завел старую песню. Носов попытался извлечь кулаки изо рта. Парень уступил, но тут же схватил носовский палец и больно прищемил его деснами, после чего сразу пустил обильную слюну.
Морозов дремал в уютном кресле, а Вилечка проявила неожиданный интерес и склонившись на кроваткой, сказала:
- А может это зубы лезут?
Носов хмыкнул. - Похоже. - Он поднес настольную лампу к лицу ребенка и стал внимательно разглядывать красные набухшие десны. Наконец внизу он увидел две бе-ленькие точечки. Пробивалась первая пара.
Родители обрадованно вздохнули. Лишних слов не требовалось.
- Вы потерпите или надо обезболить? - спросил Носов.
Родители пожали плечами.
- Мы уже напраздновались, - сказал молодой папа, - хотели спать, а тут Олег начал плакать. И температура поднялась.
Носов попросил чайную ложку, открыл ящик, достал ампулу анальгина и вытрях-нул три капельки в ложечку, развел кипяченой водой. Младенец от горького анальгина стал плеваться и орать еще громче. Однако, пока Носов описывал карточку, утих, неко-торое время молча грыз большие пальцы на обеих руках, пытаясь туда же воткнуть и одну ногу, а потом в позе “хенде хох” уснул, причмокивая пухлыми губками.
- Ну вот, - сказал Виктор, когда они вернулись в прогретую машину. - Слава Богу, что в больницу везти не пришлось. А я уж поначалу расстроился. Хорош бы я был, если бы их отправили из приемного с прорезающимися зубами?
- Ну вот, а ты говоришь, врачи на скорой не нужны! - подцепил Морозов.
- И сейчас скажу. Не нужны! Это блажь чья-то, гнать врача к больному. Понима-ешь? Вот тебе простое объяснение - здесь через три улицы детская больница, где мини-мум два педиатра дежурят. Родители взяли бы свое чадо, да прогулялись туда. И был бы професиональный осмотр, и не то что я врач-скорой помощи, фельдшер с высшим обра-зованием, а - специалист. Понимаешь?! И в деньгах это практически ничего бы не стои-ло. А так мы вчетвером только что полсотни деревянных выкинули псу под хвост! Со-гласен? - Морозов вынужден был согласиться. - И еще, если здраво подумать, в идеале, все неясные случаи надо везти в больницу, где малая кучка специалистов с аппаратурой и лабораторией за полчаса поставит диагноз, а если и не сможет, то оставит больного под наблюдение на несколько часов. Но, к сожалению, это пока все в будущем.
До утра они сделали еще пару вызовов, как говаривал Носов - рутина. И в полдеся-того разъехались по домам, поздравлять родных и отсыпаться.
Наступил восемьдесят пятый год.