Цена ошибки
- Довезем, - рыкнул доктор.
Он несся по лестнице вниз, держа на руках подростка. Я еле успевала за ним.
- Дверь!..
Он несся по лестнице вниз, держа на руках подростка. Я еле успевала за ним.
- Дверь!..
Он несся по лестнице вниз, держа на руках подростка. Я еле успевала за ним.
- Дверь!
Я успела обогнуть доктора и распахнуть перед ним дверь подъезда, а следом за этим и дверцу салона.
На одном дыхании он влетел в салон.
- Саня, гони! – выдохнул доктор.
- Куда? – удивился Сашка, повернув ключ.
Мотор заурчал, вскрикнула сирена, полыхнули по стене дома проблески синего маячка.
Я едва успела забраться в салон, даже дверь за собой закрыть не успела, как машина стартанула с места.
А доктор уже укладывал парнишку на носилки. Развернул его наоборот. Ноги лежали на максимально поднятом подголовнике, а голова болталась внизу.
- В ближайшую больницу, - последовал ответ.
- Ближайшая – четверка, - предупредил Сашка, лихо выскакивая из двора. Он разогнал истошным воем и клаксоном поток машин, и несся вперед.
- Четверка сегодня не принимает, - предупредила я.
- Сделай так, чтобы приняла! – послышался в ответ рык.
Я не волшебник, я только учусь, но дружба помогает нам делать настоящие чудеса.
В салоне повисла стойкая вонь мелены и рвоты.
- Луна, Оксана!
- Рыжая, ты что ли? – удивленно ответила Оксана.
- Ксю, нужна операционная в четверке, по экстренности!
- Сдурела? – выдохнула Оксана. – Они же сегодня на санобработке.
- Нужна операционная, - спокойно повторила я.
- Совсем нужна? – успокоилась Оксана.
- Ксю, позвони Андреичу, третья везет ЖКК, давление по нулям.
- Даже так? – послышался риторический вопрос и Оксана выпала из эфира.
Запрещенный прием? Я знаю. И не нужно мне рассказывать, что разводить семейственность – дурной тон.
- Витька, давай прокапаем, - предложила я, снова измеряя давление.
- Малыш, повысим давление, из него все вытечет. Сколько?
- Пятьдесят на двадцать. Тахикардия зашкаливает.
А доктор кивнул, уже установил кислородный баллон, вентиль выкручен на полную. Травит. Зараза, а не баллон, нужно будет поменять. Закури сейчас в салоне и рванет. Скоро и мы надышимся, начнется кислородное отравление. Хреновая штука, не люблю. Ничего, главное довезти вовремя, а там откуримся.
- Сашка, не Буратинок везешь, - обиделась я, саданувшись плечом о переборку на очередном витке гонки.
- Засохни, плесень, - послышалось в ответ.
И обижаться смысла нет, сама дура. Не нужно под руку говорить, когда дорога перегружена, а крылья в комплект оборудования машины не входят. Сашка и так совершает чудеса.
- Что ответили? – окликнул доктор.
- Жду ещё, - пояснила я.
Он все слышал, так выражается нетерпение. Если нам сейчас откажут, то плохи у парня дела. В час пик нам не продраться быстро к дежурной больнице, до железки, которая сегодня дежурит по хирургии, полгорода пилить. Да и то, не факт, что там есть свободная операционная. Со всего города везут, может элементарно не хватить времени.
Не может Андреич отказать, просто не может! И не потому, что я – его внучка, на это бы махнул рукой. А вот доктор Витя – его любимец. Лишь бы нашла его Оксана, и хоть в одной из операционных закончилась бы дезинфекция.
- Рыжая! – ожила рация.
- Да?
- А чего это вы так засуетились? – послышался голос доктора Юры.
- От…сь! – рявкнула я.
Зла я была на Юрку, ох, как зла. И на Ирку тоже. Об этом разговор позже будет, а сейчас мне нужен был ответ из четверки. Нам нужен, а Юрка засоряет эфир.
- Вон из эфира! – рявкнула Оксана так, что даже я отскочила. – Третья, вас ждут, - сообщила она.
- Спасибо, Ксюха, с меня пол-литра, - пообещала я.
- Я спасибо не пью, - тут же среагировала Оксана. – И так просто от меня не отделаешься. Шоколадка! Большая!
- Будет, - пообещала я.
Интересно, где её взять? Ладно, что-нибудь придумаем.
Это сейчас в любом, даже захудалом ларьке шоколад найти не проблема, а в те времена, когда «Дунькину радость» с прилавков сметали на раз, достать большую шоколадку было практически невозможно. Вы не знаете, что такое «дунькина радость»? Мы из разных поколений. Это карамель без обертки. Просто приторно-сладкие липкие шарики или цилиндрики «плодово-ягодной» карамели с начинкой из повидла. Их насыпали в свернутый из бумаги кулек, а потом дома отдирали от этой самой оберточной бумаги, отчищали и ели.
А Санька уже заворачивает во двор больницы. И снова я не приготовилась, тем же самым плечом в переборку. Больно. До искр из глаз, костью о железо. Покосилась, крови на халате не видно, значит, цела, а синяк – это мелочь, пройдет.
Машина взлетает на пандус приемного. Четыре трамвайных остановки – расстояние, которое мы преодолели.
Доктор Витя с парнишкой на руках так и выбрался из машины, я следом. С каталкой одному тяжело управиться, громоздкая она и неповоротливая, тут привычка нужна.
- Протри носилки, - на ходу бросил Витя Сашке.
В приемном тишина. Больница сегодня не дежурит, гостей не ждут. Каталки сиротливо жмутся вдоль стен.
Уложив парнишку на первую попавшуюся, доктор уже заторопился к лифтам, я помогла. Нажала сразу на все кнопки, неизвестно, на каком этаже какой лифт застрял.
Фыркнул самый крайний, приветливо разъехались двери. Вот уже и каталка внутри, доктор нажал на цифру «4», и лифт плавно понеся наверх.
- Витька, - я посмотрела на белого, как стена парнишку, так и не приходящего в сознание.
- Спокойно, - попросил доктор. – Успеваем, - добавил он, держа того за кисть.
Фыркнул лифт, движение остановилось, перед нами разъехались двери.
- Что здесь? – у лифта нас встречал Андрей, молодой хирург из отделения.
- ЖКК, «золотой» час упущен, - лаконично ответил Витя.
Андрей молча кивнул, перехватил носилки и толкнул ими двери оперблока. А о чем говорить? Все сказано.
Держись, парнишка, ты только держись. Всё будет хорошо.
- Куда в копытах?! – послышался громкий окрик.
Я обернулась. Тяжело ступая, по коридору шел хозяин, Громовержец, и пристально смотрел на мои ноги.
Ни слова не говоря, я подошла к двери отделения и скинула обувь на лестницу. Так и осталась перед ним в полосатых носках.
- Зря ты лютуешь, - высказался доктор Витя и покосился на свои кроссовки.
Грязь налипла на них, а что делать? Осень, распутица. Витя наклонился, чтобы развязать шнурки.
- Оставь, - остановил его старый хирург. – Санитарка замоет. Что привез, Витюша?
- ЖКК, давление почти по нулям, сфинктер не держит, мелена течет.
- Андрей! – крикнул Громовержец, приоткрыв дверь оперблока.
- Слушаю, - донеслось в ответ.
- Размывайся и за стол, давайте наркоз, я сейчас, - отдавал заведующий распоряжения.
И снова они нырнут в спирт. Стандартная процедура подготовки к операции занимает сорок минут, но вот в таких, экстренных случаях, существует варварская методика – замочить руки хирурга в спирте. Налить в таз спирт, опустить туда руки по локоть и выдерживать семь минут. А потом, прямо на мокрые руки, натянуть две пары перчаток. Такой вот компресс. После него кожа на руках настолько высыхает, что трескается.
Фыркнул лифт, мимо нас пробежал анестезиолог, только кивнул не говоря ни слова.
- Ольга! – снова громыхнуло по отделению.
- Что, Виктор Андреевич? – тут же, как из-под земли материализовалась санитарка.
- Наведи порядок, - громыхнул хирург, покосившись на наши ноги. – И накорми их, - кивнул он на нас.
- Не надо, - запротестовал Витя. – Мы в столовку…
- У летунов уже закрыто, - сообщил Громовержец, посмотрев на часы, а в гадюшнике травиться, так лучше здесь. Все съедобное, - пояснил он.
- Сейчас, - засуетилась санитарка. – Доктор, ногами почавкай, - попросила она.
Откуда материализовалась мокрая тряпка, я так и не поняла, да и раздолбанные тапочки, которые она подсунула мне, вытащив из карманов, наводили на мысль, что подчиненные заранее читают мысли заведующего.
- Надевайте, надевайте, они чистые, - заверила меня санитарка, по-своему растолковав мой задумчивый взгляд.
- Спасибо, - сказала я, наблюдая, как она обтирала кроссовки доктора кончиком все той же тряпки.
- Я сам, - запротестовал Витя.
- Молчи, - приказал Громовержец. – Ты мне персонал не порть!
И они зашептались о чем-то, а я стояла и смотрела на тапки.
- Пойдемте, я вам наложу. Все ещё теплое, - заверила санитарка и отправилась в сторону ординаторской. Накормят за врачебным столом, а не в столовой.
- Подожди, - тормознул меня заведующий. – Как ты, деть? – шепотом спросил он, глядя вслед удаляющемуся врачу. – Лютует Витька?
- Нет, - ответила я.
- Не сердись, порядок должен быть, - извинился хирург.
- Я люблю тебя, деда, - призналась я. – Ты самый лучший.
- Врешь, лиса, - усмехнулся Громовержец. – Ладно, иди, поешь. Да, и шоколадку у меня в столе возьми. Для Оксаны. И для вас возьми, чаю попьете.
- Спасибо, говорю же, у меня самый лучший деда, - улыбнулась я.
- Больше не дергайте, - попросил он и уколол в щеку своими усищами. – Беги, только шагом и… приходите завтра в гости, я дома буду, - буркнул он, чуть слышно.
- Придем, - пообещала я и уткнулась в заросшую щеку.
По колючести поняла, что дома он не был уже третьи сутки, а бриться на работе не любит. Зарастает.
А ещё, глядя на тяжелую походку, поняла, что ноги у него снова болят, и каждый шаг дается с трудом. А он сейчас встанет к столу, и будет оперировать, потому что только два хирурга в отделении. И подменить некому.
Седой массивный гигант с огромным добрым сердцем, он не спрашивал, чью ошибку он исправляет. Он просто шел спасать очередную жизнь.
Работа такая.
Когда мы вышли из пустой ординаторской, сыто отдуваясь, у двери отделения меня ждали заботливо вычищенные кроссовки. Я оглянулась, желая поблагодарить санитарку за заботу и еду, но её не было. Дематериализовалась, расщепилась на атомы и зависла в воздухе, ожидая нового поручения. В отделении царила обычная жизнь, а в операционной горел свет, там шла операция.
- Всё нормально? Экстренности нет? – спросил доктор, склонившись к уху сестрички, сидящей на посту.
Случись что, в отделении врачей нет, все на операции.
- Всё нормально, только Петровой перевязку не успели сделать, - пояснила сестричка.
- А что там? – удивился доктор.
- Гнойный аппендицит, дренаж нужно ставить и расшивать, а Андрей не успел, - пояснила сестричка.
- Давай Петрову, - согласился Витя и толкнул дверь гнойной перевязочной. – Раны расшивала когда-нибудь? Чистила? – спросил он меня.
- Видела.
- Одевайся, поможешь, - предложил Витя и кивнул на халаты, висящие на вешалке.
Пока я запаковывалась в безразмерный халат, он проверил шкафы, заглянул в биксу, поморщился.
- Тампонов мало, - сказал он. – Ладно, нам хватит.
Достал из шкафа банку с перекисью, открыл крышку. Поставил на столик спирт, и только после этого надел халат и перчатки. По инструкции положено надевать и маску с очками, да только ну их. В перевязочной маски толстенные, самопальные, восемь слоев марли и проложенная внутри вата, дышать невозможно.
Проще потом смыть кровь и гной с лица, чем задыхаться. Да и к запахам мы привычные.
- Андреич завтра в гости звал, - сообщил Витя, пока мы ждали каталку с пациенткой. – Пойдешь?
- Конечно, соскучилась, - призналась я.
- Луна, Луна, это третья, мы освободились, - сообщил доктор Витя.
- Домой, - ответила Оксана и тут же спохватилась. – Как у вас? Приняли?
- Да, уже оперируют, - ответил доктор. – Едем.
- Пёрошники, - усмехнулась Оксана.
Быстро пополнившись в аптеке, я заглянула в диспетчерскую.
- Это тебе. Спасибо, - указала я и положила перед Оксаной «Аленку».
- Сдурела? – удивилась она. – Я же пошутила.
- А я нет.
- Ладно, я немножко возьму, - зашуршала она оберткой и отломила дольку. – Сами попьете чаю, - она подвинула шоколадку ко мне.
- Это тебе презент от Громовержца, - пояснила я.
Уже поднесенный ко рту шоколад, тут же вернулся в обертку. Оксана бережно положила дольку, точно пристроив её к остальному куску, завернула и даже скрепила разорванную обертку пластырем.
- Ты чего? – удивилась я. – Ешь, не отравлено.
- Не-е, её я есть не буду, - покачала головой Оксана и убрала шоколадку в висящую на стуле сумку. – За стекло дома поставлю. Такие подарки не едят. Душевный мужик Андреич.
- Чудная ты, - усмехнулась я. – Он же подарил, чтобы ты съела.
Оксана не среагировала.
- Слушаю тебя, тридцатая, - уже несся в эфире её голос.
- Нам есть что-нибудь? – спросил Викторыч.
- Есть, - и Оксана начала диктовать адрес.
Я вышла из диспетчерской, чтобы не мешать. Это мы между вызовами можем расслабиться, а диспетчерская двадцать четыре часа на боевом посту.
Оксане нужно держать в голове местоположение всех бригад, рассчитывать, кому отдать тот или иной вызов, созваниваться с больницами, предупреждая об экстренности, а ещё слушать наши шутки и пытаться навести в эфире хоть какой-то порядок.
Работа у неё такая.
- Ну и придурок нам сегодня попался, - веселился на кухне Юрка. – Прикинь, еле вспомнил, как его зовут, если бы не мать, то не смог бы ответить, в каком классе учится.
- Да уж, - добавила Ирка. – И ещё учится в шестой гимназии. Какой из него англичанин, если он не знает, как поздороваться.
- Переучился парнишка, бывает, - громыхнул Львович. – Программа у них очень тяжелая.
- Какая программа? – возмутился Юрка. – Ни «бе», ни «ме» сказать не может! Ту-упой.
- Бывает, - согласился доктор Саша. – Родители какие-нибудь шишки, или бабок много, потому и держат.
- Не-е, обычная квартира, и обстановка так себе, - не согласился Юрка.
Комментировать не хотелось, мы с доктором свернули к кастелянше, чтобы сменить замызганные халаты.
- А что с парнем? – поинтересовался Львович.
- Говорю же, полный придурок, - хохотнул Юрка. – Пошел в школу и заблудился, хорошо, что соседи довели до дома. Такие вот ученички в английской школе.
- А тебя чего вызывали? – спросил доктор Саша.
Юрка ещё не просек, что они-то на своем веку пациентов разных повидали, потому и спрашивали. Не веселились доктор Саша со Львовичем, а варианты просчитывали в уме.
- Да ну, - махнул рукой Юрка. – Плохо ему. Вот ты прикинь, - обратился он к Львовичу. – Плохо уже несколько дней, вместо того, чтобы врача из поликлиники вызвать, дергают скорую. Типа, он сегодня в обморок грохнулся. Кормить надо лучше пацана! Видел бы ты, одни кости, типа нашей Рыжей. Без слез не взглянешь.
*****
Мне стало обидным такое сравнение. Нет, я телесами не могу похвастать, но и суповым набором никогда не была. Мышцы у меня есть, и неплохие. На злости могу справиться с любым мужиком. Скорее, я напоминаю наших гимнасток, когда всё есть, пусть немного, но есть. Их же костями никто не обзывает, не стесняются по телевизору показывать, хоть они и в весе мухи.
- Рыжую не трогай! – вступился за меня Львович. – Складная девчонка, да тебе не по зубам.
- Не очень-то и хотелось, - фыркнул рассерженным котом Юрка.
С кухни донесся хохот мужиков.
- Сволочь ты, - возмутилась Ирка.
- Не слушай дурака, - попросил доктор Витя, ожидавший, когда я переодену халат. – Малыш, - я обернулась и смутилась под его взглядом.
Зря я надела утром эту футболку. Вот тут я и заспешила нырнуть в халат и застегнуться, спрятавшись под бесформенной хламидой.
- Ну да, ходит кот вокруг крынки со сметаной и совсем её не хочет, - громыхал на всю подстанцию Львович.
Стены тряслись от его хохота.
- Конечно, не хочет, - добавил со смехом доктор Саша. – Морда у него в горлышко не лезет и лапы короткие.
- У тебя, можно подумать, лезет, - огрызнулся Юрка.
- И у меня не лезет, - хохотнул Львович. – Смотри, оторвет лапы один хищник из семейства тигриных. У него и морда в самый раз, и руки нужной длины.
Не выдержав таких обсуждений, доктор Витя громко кашлянул.
- Третья, что ли, вернулась? – поинтересовался Юрка.
- Угу. Шо, испужался, сынок? – спросил Львович голосом Папанова. – Он тебя не больно убьет. Чик по горлу и в колодец.
- Жеребцы, - буркнул под нос доктор Витя. – Не слушай их, Малыш.
- Кобель ты, - сообщила Ирка. – И лапы ко мне не тяни.
- Да-а, Юрка, ты попал, - громко посочувствовал Львович. – И лапы тебе оторвут, и с пациентом ты промахнулся.
- Чего? – удивился Юрка.
- Не слушай их, - снова попросил Витя.
Его губы пахли кофе и табаком. Мы целовались в уголке, спрятавшись за дверь. Экономика должна быть экономной, свет в коридоре днем не зажигали. Экономили.
- Рвота была? – поинтересовался Львович.
- Была, - согласился Юрка.
- И на горшок бегает, - уже не спрашивал Львович.
- Ага, - подтвердил Юрка. – При мне два раза. Говорю же, кормить пацана нужно лучше.
- Ты стул смотрел? – не успокаивался Львович.
- А что у него с давлением? С пульсом? – интересовался доктор Саша.
- А жопу ему не вылизать? – возмутился Юрка. – Пусть кормят лучше! Давление сто десять на семьдесят, тахикардия небольшая.
- А чем его рвало? – снова спросил Львович.
- Хрен его знает. Что жрал, тем и рвало, - огрызался от врачей Юрка.
- Гинеколухом ты, Юрка, родился, гинеколухом и помрешь, - констатировал Львович. – Куда ездил? Адрес давай.
Послышался шум отодвигаемого стола. Львович собрался вставать.
- А тебе зачем? – уже робко поинтересовался Юрка.
Кажется, он начал подозревать, что не всё в жизни так просто, как кажется.
- Затем, - лаконично ответил Львович. – Один орган у тебя исправно работает, но им только девок портить. Кровотечение ты пропустил.
- Как? – опешил Юрка.
- Вот так, - вздохнул Львович. – Когда выезжал?
- Пару часов назад, - признался Юрка.
- Ну что, ещё можно успеть, - поднялся из-за стола Львович. – Пойду, возьму карточку.
- Отдыхай, Лёва, парня уже оперируют, - сказал доктор Витя.
Как раз в этот момент мы и появились на кухне.
- Ты, что ли, ездил? – поинтересовался Львович.
- Мы.
- Довёз?
- Довёз. Андреич его пользует.
- Повезло парню, - Львович снова сел за стол. – Запомни, Юрка, первый симптом скрытого кровотечения не кровавая рвота, не мелена и даже не падение давления. Гипоксическая энцефалопатия!
- Чего? – удивился Юрка. – Причем здесь энцефалопатия? Да ещё и гипоксическая?
- Притом, что при кровопотере человек резко тупеет, - пояснил доктор Саша. – Ты же сам рассказал, что парень пошел в школу и заблудился. Неужели тебя это не насторожило?
- Нет, - признался Юрка.
- А зря. Он же не в школе для умственно одаренных учится, а в специализированной. Там дураков не держат, тем более, если у родителей нет бешеных бабок. Только по этому симптому ты должен был заподозрить кровотечение. Либо нарушение мозгового кровообращения, либо скрытое. Давление пониженное, НМК можно отмести, а вот рвота и понос говорят о желудочно-кишечном кровотечении, - терпеливо объяснял доктор Саша. – Запомнил?
Юрка только кивнул, слушая, как прилежный ученик. Запоминал.
- И Витьке скажи спасибо, что за тобой срач зачистил, - напомнил Львович. – Ушел бы парень, что делал бы?
- Не знаю, - признался Юрка.
- Вот то-то и оно, - кивнул Львович. – Кладбища тебе не хватает?
- Тьфу-тьфу-тьфу, - тут же сплюнул Юрка и постучал по лбу, а потом по столу. – За глаза.
- Юр, тебе мать говорила, что парень три дня ничего не ел, только кофе глотал? А то, что к олимпиаде готовился? – поинтересовался Витя.
Юрка только кивал на каждый из вопросов, а потом пояснил.
- Так я думал, что свистит. Он же совсем того, смотрит и вопросов не понимает.
- Правильно, вот это и есть гипоксическая энцефалопатия, - пояснил Витя. – Или тупость, если по-простому. И такая внезапная перемена всегда должна настораживать.
- И не поленись, надень перчатку, исследуй стул, - не унимался Львович. – Все вопросы бы отпали. Включай ты, хоть иногда, верхнюю голову.
- Ладно, заклевали парня, - примирительно сказал Витя. – У кого чай есть? У нас шоколадка.
- У меня, - сообщил Львович, заглянув под крышку чайника. – Запарился, а я уж ехать собрался, так и не попив. Давайте чашки.
- Витька, ну ты это… извини. Не думал, что так получится, - сказал Юрка.
- Проехали, - кивнул Витя. – Хорошо, что мать догадалась ещё раз вызвать.
* * *
- Куда едем? – спросил Сашка, выруливая из двора.
- На Пушкинскую.
Доктор положил перед Сашкой карточку вызова.
- И что у нас плохого? – тут же встряла и я. – Не люблю я частный сектор
- Плохо, - оглянулся доктор. – Что с тобой творится, Малыш.
- Не знаю, шкрябает, - тихо призналась я.
- А кому сейчас хорошо? – фыркнул Сашка, он не расслышал нашего разговора. – Нули совсем мышей не ловят. Леха рассказывал, выехали они вчера на такое плохо, а там бандюки, вокруг трупа толпятся. «Доктор, хочешь жить, вытаскивай!» и ствол к голове. А какое вытаскивай, если труп там уже окоченел. Сутки в багажнике с дыркой лежал, - ворчал Сашка.
- Слышал, - кивнул Витя. - Санька, тут на вызове всю голову сломаешь, пока выяснишь, что с пациентом, - пояснил доктор. – А ты хочешь по телефону? Встречаются такие блажные, полчаса из них слова не вытянешь.
- Это понятно, - кивнул Сашка. – Но девки совсем обленились, адрес записали и всё.
- Разберемся, - прекратил доктор этот бессмысленный разговор. – Так что случилось? – развернулся он в салон.
- Просто шкрябает, - повторила я. – Не пойму.
- Слушай, Рыжик, - развернулся в салон Сашка. – А правду говорят, что ты кровь заранее чувствуешь?
- Ага, - кивнула я. – Если ты на дорогу не вернешься, мы врежемся в трамвай, - предсказала я.
- Тьфу черт, - Сашка вывернул руль. – Я же серьезно. Мужики говорят, что ты ведьма и всегда все знаешь. Даже менты вон приезжают.
- Передай Толику, если будет болтать, я его в жабу превращу, - улыбнулась я. – Будет с мокрым задом скакать и постигать тайны мироздания.
- Ох, Малыш, - доктор рассмеялся, слушая наш разговор.
- Точно, ведьма, - покосился на меня Сашка.
Занятная логика у людей, правда? Даже дети знают, что ведьмы – существа злобные и мстительные. Кто бы рискнул такой в глаза бросить подобное обвинение?
- Смотри, Санька, - сказала я зловещим шепотом. – Ведьму злить не нужно, а то, ведь… можно лишиться самого дорогого.
Сашка снова оглянулся на меня с некоторым испугом, а потом зашарил рукой где-то на уровне сиденья.
- Ой, не могу! Малыш, не хулигань, - захохотал доктор Витя, взглянув на Сашку.
Видимо, убедившись в сохранности объекта, Сашка обернулся ко мне, чтобы высказать свое «фэ».
- Такой большой, а в сказки веришь, - усмехнулась я. – Зато теперь я знаю, что для тебя самое дорогое.
Хохот в кабине стоял лошадиный. Мужики смеялись, переглядывались, и снова начинали хохотать.
- Зараза рыжая, - выдавил из себя, наконец, Сашка и вытер слезы. – Развела, как пацана.
Пусть повеселятся, как бы плакать не пришлось. Царапающее предчувствие не проходило.
Позавчера наша скорая попала в аварию, водитель погиб на месте, бригада в реанимации, и шансов у них мало. Я помнила об этом, потому и следила за дорогой, пока Сашка веселился.
Хотя, не похоже это чувство на предупреждение об аварии, тут что-то другое. Я машинально сунула руку в карман, проверила наличие вязки и ножа.
Красивая игрушка с наборной разноцветной рукояткой из плексигласа, и с выкидывающимся тонким жалом клинка – подарок одного крестника. Очень удобный, чтобы перерезать веревку или вспороть одежду, добираясь до раны. И только понимающие люди косились на мою игрушку с уважением – пять лезвий, пять жал содержала эта красивая рукоятка. И выбрасывались они пружиной с такой силой, что насквозь прошивали доску.
Убедившись, что всё на месте, я успокоилась. С неприятностями будем разбираться по мере их возникновения, а заранее кликать их не стоит. Мысль материальна.
- Приехали, сообщил Сашка, останавливаясь около крепкого каменного дома.
- Пошли? – предложил доктор, забрав ящик из салона.
- Пошли, - наконец, развеселилась я.
Даже улыбнулась во все свои тридцать два.
На звонок почти моментально выскочила сухонькая старушка, распахнула дверь и застыла, разглядывая нас.
- Скорую вызывали? – поинтересовался Витя.
- Ох, горе-то какое, - почему-то, взглянув на меня, запричитала она шепотом. – Зачем же вы позвонили-то?
Она так и стояла в дверях, загораживая нам дорогу.
- Не понял? – искренне удивился доктор.
- Тише-тише, - скороговоркой прошептала старушка. – Авось не услышит.
- А конкретней? – поинтересовалась я.
- Вы же не психбригада? - снова покосилась на меня старушка.
Я кивнула, подтверждая её выводы.
- А я вызывала психбригаду, - шептала старушка. – Вы только тише.
- Кто там приперся? – донесся из глубины дома мужской голос.
- Это ко мне, Дуся, - пояснила старушка.
- Гони эту клячу в шею! А то сам выйду!
- Сейчас, сынка, уже гоню, - крикнула старушка и попыталась закрыть перед нами дверь.
- Так не пойдет, - сказал доктор, остановив движение двери. – Объясните, что случилось.
- Ох, доктор, беда у нас. Ванечка-то опять зачудил, - быстро зашептала старушка, подперев спиной дверь, чтобы та случайно не захлопнулась. – Да уж, больно сильно зачудил, - и она сделала неопределенный жест рукой около головы. – А там Маришка с Павликом, вот он над ними и изгаляется.
- Кто такие Ваня, Марина и Павел? – тут же спросила я.
- Сын и сноха с внуком, - ответила старушка, посмотрев на меня, как на ненормальную. – Вы уж езжайте тихонько, только пришлите психбригаду, - попросила она. – Ваня-то с ножом, грозится.
- А что он делает? – не унималась я.
Доктор Витя обернулся и махнул Сашке рукой. Водитель быстро выскочил из кабины и подошел к нам.
- Чудит, - шептала старушка, глядя на приближающегося водителя.
Был Сашка в два раза выше её, а о габаритах я молчу. Илюша Муромец рядом с ним моментально заработал бы пожизненный комплекс неполноценности.
- Что случилось? – спросил Сашка.
- Дергай на нас психов и приходи помогать, - сказал доктор, отдав Сашке ящик. – Вы только дверь не закрывайте, чтобы он смог войти, - попросил доктор, кивнув на Сашку.
- Ох, доктор, не злили бы Ваню. Он же бешеный, - шептала старушка. – Да и нож у него. А он сейчас ещё ничего, Маришка с Пашей песок возят…
- Понятно, - кивнул доктор, снимая халат.
- Вязку возьми, - напомнила я, переложив вязку и нож в карман. – Витька, я подхожу, а ты страхуешь.
- Не суйся, - возмутился доктор. – Я подхожу, а Санька страхует.
- Тебя не подпустит, ты здоровый, - напомнила я. – И Сашку не подпустит. Он псих, но не дурак.
- Давай психов дождемся, - предложил Витя.
- А там двое под ножом, - кивнула я на дверь. – У психов тоже одни мужики. Не-е, Вить, самое безопасное – меня вперед пустить.
- Не пущу!
- Как хочешь, - пожала я плечами. – Ты только подстрахуй и на глаза раньше времени не показывайся, - попросила я и толкнула дверь.
- Малыш, стой! – зашипел в спину доктор, но уже рванулся следом за мной. – Психов впустите, когда приедут.
Посреди комнаты высилась в рост человека гора песка. Не меньше полсамосвала. Интересно, как это сюда перетаскали? И зачем?
- Ты кто? – спросил меня мужской голос.
- Таня, - представилась я, не отрывая взгляда от кучи песка. – Впечатляет. А нафига? – спросила я и повернулась.
- Строить собираюсь, - сообщил мужчина лет сорока.
Ничего примечательного во внешности, обычный работяга.
- Хорошее дело, - согласилась я. – И как?
- Ты не болтай, а бери машину. И тоже вози, - скомандовал он.
- А нафига? – снова поинтересовалась я.
Они были здесь, женщина, моя ровесница или чуть старше и мальчуган лет четырех. И очень боялись.
Мужчина сидел в кресле, а эти двое нагружали на детскую машинку руками песок и перевозили его в угол за креслом.
- Вози, говорю! – начал злиться мужчина.
Я нагнулась и подобрала валяющуюся на полу игрушку. Начала рассматривать её, вертя в руках.
Если честно, то просто тянула время, дожидаясь, пока эти двое доползут на карачках до безопасного угла. И дождалась.
- Не хочется, - сказала я и бросила машинку в кучу песка.
Мне нужно было, чтобы он отошел от них.
- Ты чё, коза, не поняла?! – поднялся он из кресла. – Вози!
- Вот ещё, - хмыкнула я и повернулась к мужчине спиной.
Никогда не делайте так, если вам дорога жизнь. Единственное исключение, при котором такие действия возможны – когда вы провоцируете человека на нападение не только отказом, но и демонстрацией презрения к угрозе.
Выхватив из подлокотника кресла воткнутый туда нож, мужчина двинулся ко мне. Самое страшное заключалось в том, что он со злостью пнул кресло, за которым прятались женщина с ребенком.
- Ты, б…ь! – рыкнул он и схватил меня за плечо свободной рукой. – Я сказал…
Все дальнейшее было уже неважно. Ключевое слово прозвучало, курок был спущен.
Знаете, у собак вырабатывают условные рефлексы? Вот у меня тоже был условный ментовской рефлекс, выработанный годами. Именно схваченное плечо и оскорбление стали предпосылкой ко всему, последовавшему потом.
В комнату рванул доктор Витя, которому надоела эта сцена. Но раньше, чем он подоспел на помощь, я сыпанула мужику в глаза горсть песка, поднырнула под слепой взмах его руки, ударила двумя пальцами чуть выше локтевого сгиба по руке с ножом. Потом последовал удар коленом в пах и, когда мужчина, взвыв, согнулся от боли, добила локтем по шее.
- Не б..ь, а честная девушка, - я снова уложилась в свою фразу.
Именно столько времени длилась моя расправа над несчастным психом. После удара, подсушившего бицепс, нож выпал из его руки и вонзился в половицу, а когда я договаривала слово «девушка», мужчина уже сам лежал на полу.
Цена ошибки… Цена врачебной, просто человеческой ошибки.
Ошибка врача может стоить пациенту жизни.
Ошибка диспетчера, и в карточке вместо вызова одной бригады появилась другая запись.
Ошибка человеческая и профессиональная: я так торопилась оттянуть на себя пациента, что, не подумав, разозлила его раньше времени. Расплатился малыш - кресло придавило и сломало ему руку.
Очень дорогая цена у ошибок.