28.03.2011 1968

«Скорая» олимпийского города.

Врачом на линии «Скорой» в г. Оренбурге я работаю уже двадцатый год. Многое перевидал, много перенес, казалось бы, меня трудно удивить хоть чем-либо. Однако был удивлен и удивлен приятно, прочитав на любимом сайте Фельдшер.ру статью «Сочинская подстанция», опубликованную в 2005 году. Статья навеяла самые радужные мысли, и даже где-то я по-доброму позавидовал - живут же люди.




Врачом на линии «Скорой» в г. Оренбурге я работаю уже двадцатый год. Многое перевидал, много перенес, казалось бы, меня трудно удивить хоть чем-либо. Однако был удивлен и удивлен приятно, прочитав на любимом сайте Фельдшер.ру статью «Сочинская подстанция», опубликованную в 2005 году. Статья навеяла самые радужные мысли, и даже где-то я по-доброму позавидовал - живут же люди.

 

Есть, значит, на свете справедливость, пусть хоть и в курортном раю, коль там на «Скорой» лояльный главврач, красивая и удобная подстанция, великолепно организованная работа выездных бригад, новейшее оборудование и полная комплектация персоналом. Впрочем, коллеги мои, с другой подстанции, которые в пору летних отпусков уезжали работать в Сочи и именно на «Скорую помощь», отзывались о ней более сдержанно. Я делал скидку на усталость, акклиматизацию и не принимал близко к сердцу.

 И вот, когда мне выпала оказия в июне месяце приехать в этот чудный город, я первым делом, распечатав статью и аккуратно положив ее в барсетку, направился разыскивать эту знаменитую подстанцию, дабы своими глазами увидеть все то, о чем говорилось в 2005-м году, а, при удаче, лично засвидетельствовать почтение и заведующему, и самому главному врачу, о котором так хорошо отзывались сотрудники.


Подстанция нашлась довольно быстро – четырехэтажное здание в «спальном» районе на улице Гагарина выделялось среди низких «малосемеек». Правда, фасад выглядел немного поблекшим и скучал по покраске, но это мелочи, разумеется. Тем более, что бок о бок с этим зданием возводилось новое, не ниже прежнего – бойко стучали молотки, сновали рабочие, и чувствовалось, что новое помещение уже скоро примет в себя персонал. Двор подстанции почему-то был заставлен частным автотранспортом, среди которого одиноко торчала «Газель» с надписью «Реанимация» на капоте. Других санитарных машин не было. Я обошел здание, разыскивая вход, полюбовался на увитый виноградом балкон, где двое молодых фельдшеров потягивали кофе, и уже совсем собрался было войти, как увидел еще одну машину, выезжающую с другой улицы. Оказывается, за зданием тоже была стоянка сантранспорта. Помешкав, я направился именно к этой машине – прежде чем разговаривать с начальником, неплохо бы выяснить, как его зовут, на месте ли,  удобно ли, рассудил я, приближаясь.


Площадка пустовала, кроме этой, приехавшей «Газели», других машин не было. Из кабины выбралась женщина и направилась в мою сторону.
- Извините, можно вас на минутку? - обратился я.
- Мужчина, имейте совесть, а? – с неожиданным раздражением ответила мне врач (я понял, что это была именно врач). – Мы восемь вызовов без заезда сделали, я в туалет сходить хоть могу, а? Идите в диспетчерскую, пусть зовут амбулаторно.
Мягко говоря – я оторопел. Впрочем, как коллега, я видел, что раздражение ее не на пустом месте возникло – усталая походка, крупные пятна пота на бордовой форме, даже фонендоскоп, криво надетый на шею – все говорило о том, что восемь вызовов к двум часам дня не являются выдумкой.
Пока я стоял, не зная, как отреагировать на это, открылась дверь салона машины, и оттуда выбрался мужчина-фельдшер, вытирая лоб.
- Жарко? – поинтересовался я. Просто, чтобы хоть как-то начать разговор.
- Как в аду, - нехотя ответил тот. – Форму выжимать можно.
- Можно вам пару вопросов задать?
- Журналист? – в глазах фельдшера отчетливо блеснула вражда. – Тогда нельзя. Вон, туда чешите, - он мотнул головой в сторону здания подстанции, - к главврачу, он вам споет все, что пожелаете.
С тем он решительно повернулся ко мне спиной и принялся копаться в сумке. Его это «споет» меня просто покоробило. И в первую очередь тем, что очень расходилось с материалом статьи, которая лежала у меня в барсетке. Прошло, правда, четыре года, но не могло же все так кардинально измениться? Я снова извинился, протянул ему распечатку.


- Вот, понимаете. Я сам врач, ваш коллега с Оренбурга, приехал отдыхать, случайно оказался рядом. Хотел, понимаете, своими глазами…
Фельдшер взял у меня из рук листки со статьей, нехотя начал читать – несколько раз громко фыркнул, два или три раза восхищенно помотал головой, а потом, искренне так смеясь, вернул мне их обратно. Настолько искренне, что я почувствовал себя в тот момент достаточно глупо.

- Простите, тут написано что-то не так?
- Вы точно не журналист? – поинтересовался фельдшер, доставая сигарету.
Я помотал головой.
- Тогда выбросьте это в ближайший мусорник, коллега. Вранье это, от первого до последнего слова.


Вот это новость! Я почувствовал такое разочарование, что подкосились ноги.
- Вы уверены? Статью писал администратор крупнейшего скоропомощного сайта.
- Ну, он же не работал здесь, правда? Он писал то, что ему рассказывал этот – снова кивок в сторону здания. – А он такого расскажет…
- Но интервью же давал заведующий…
- Это тогда он был заведующим. А теперь он уже главнюк, - слово прозвучало как плевок. – Выбился. И развалил тут все.


Фельдшер от души хватил «газельной» дверью. Мы с ним присели за стоящий под деревом столик, закурили. Разговор наш длился около 20 минут, но за это время все мое представление о службе «Скорой» в олимпийской столице перевернулось с ног на голову.


- Мы деградируем, коллега. Целиком и полностью деградируем. То количество бригад, что указано в вашей этой статье, высосано из пальца. Бригад у нас и тогда столько не было, а теперь стало еще меньше.
- Почему?
- Так нам же не платят! Как только бывший заведующий сел на место главного, все наши надбавки моментально куда-то поисчезали. Раньше летом мы меньше 200% не получали. В августе, в связи с нагрузкой – отдыхающие же – и до 300% доходило. А теперь июнь у нас пустой, обещали вроде бы 80%, но это еще не факт.
- А нацпроект?
- Нацпроект? – засмеялся фельдшер. – Его только до ставки платят, все что свыше – голый оклад. У нас практически весь персонал поуходил на ставку. Какой смысл работать на полторы, если за три добавочных суточных дежурства тебе заплатят рублей 500 – 600? Поэтому и бригад стало меньше – люди ушли, новые не слишком торопятся, и сажать на эти бригады некого.
- Ну а… - я зашелестел листками, - вот цифры, что у вас 42 бригады, вертолет есть для дальних сел…
- Вы вертолетную площадку где-то видите? – засмеялся мой собеседник. – Брехня, как я и сказал. В 2005-м году у нас было 37 бригад, но никак не 42. Да вы сами посмотрите, нестыковка какая в этой же статье – «в Адлере - 14, в Лазаревском - 6, в Лоо- 5, Дагомысе- 2, в Хосте- 3». Сложите - тридцать получается? Откуда же взялись 42? В Адлере всегда было 7 бригад, 14 там отродясь не было. Ну а про вертолет – насмешили…
- Так сколько же сейчас у вас бригад?
- На весь Сочи – то ли 31, то ли 32. Все зависит от суток – я же сказал, что люди теперь все ушли на ставку. Периодически одна – две бригады оказываются пустой.
- А нагрузка? Такая же?
- Нагрузка, коллега, у нас постоянно растет. Если вы работаете на «Скорой», не мне вам объяснять, сколько людей вызывают бригаду, вместо того, чтобы звонить участковому. Только нам, правда, на пятиминутках уверенно говорят, что она снижается… ну, кто мы такие, чтобы спорить?
- А ваш главврач крут на расправу, судя по всему? – поинтересовался я.
Мой собеседник сплюнул в кусты.
- Крут? Это слабо сказано. У нас с неугодными очень быстро разбираются, пальцем щелкнуть не успеешь. Все запуганы, молчат, терпят, те, кто не терпит, увольняются. За прошлый август только, помню, сразу пять врачей ушли. Да и сейчас, что не месяц, так кто-то увольняется.
- Получается, слова, что у вас стопроцентная укомплектованность...?
- Точно такая же ложь. Я работаю уже давно, помню еще те времена, когда у нас было бригад побольше, нагрузка поменьше – и то, была фельдшерская бригада. Одна, правда, все больше перевозками занималась. А теперь у нас их шесть. Сегодня в смене вообще семь. В Адлере врачебная из семи только одна осталась.
- А специализированные?
- Все сократили. Теперь у нас спецбригад нет – ни кардиологии, ни психиатрической, ни неврологии, ни детских. То есть, они есть, и по профильным вызовам их все равно гоняют, но числятся как бригады общего профиля и оплачиваются точно также, и надбавок у них нет, и отпуска не увеличенные.
- А реанимационная? Я видел их машину, когда шел сюда.
- А-а, эти, - в кусты улетел еще один презрительный плевок. – Любимчики. Что правда, то правда – реанимационная бригада у нас в фаворе, там главный подрабатывает, поэтому они все надбавки получают вовремя и полностью. И в работе не перетруждаются, как видите. Все остальные без заезда сутки мотаются, по 25 – 30 вызовов делают, а эти если раз 5 съездят куда – это уже загоняли их. И ночью, говорят, диспетчерам дано указание, на их вызовы другие бригады посылать, чтобы не будить попусту. Мол, если что, пускай на себя вызывают.
Я пробежал глазами строчки статьи.
- А с задержками у вас как? Тут написано, что они у вас редкость. Тоже неправда?
- Тоже. Да что говорить – вызовите бригаду и засекайте время, сколько к вам будут ехать. Количество вызовов растет, бригад стало меньше – так что, коллега, у нас задержки по часу, по полтора давно стали нормой. В Адлере, говорят, и по три часа люди нас ждут. Приезжаешь, а тебе стулом по голове за это…
- Получается, ваш главврач не защищает вас?
- Кто, этот? Да он любого сдаст с потрохами, лишь бы себя прикрыть.
- Почему же вы терпите такого людоеда?
- А что мы можем? – пожал плечами фельдшер. – Он быстро втерся в доверие всей городской и краевой администрации, действует четко по указке Краснодара, всем, извиняюсь, вышестоящим зад так полирует… Кто ж такого снимет? Жаловались на него как-то, года два назад, что ли… Ту жалобу, говорят, по-свойски разобрали, а из тех, кто подписался под ней, уже ни один не работает. Больше желающих себе кровь портить нет. Он запугал и затравил нас всех – и теперь активно этим пользуется. Он, и любимчики, понятное дело.
- Таких много?
- Вся реанимация, ну и с диспетчерской кое-кто.
- Сколько теперь составляет ваша зарплата?
- Будете смеяться. В этом месяце получил 11 тысяч. При старом главвраче в то же время года меньше 18 – 19 не получали.
- Но почему вы не спросите о причинах такой низкой заработной платы? Должно же быть какое-то законное обоснование этому?
- Пытались, - мой собеседник махнул рукой. – К экономисту подойдешь – она тебя терминами засыплет, все уши прожужжит всякими там тарифными сетками, коэффициентами… Я медучилище заканчивал, а не школу бухгалтеров. В бухгалтерии ничего не соображаю. А по ее словам так и выходит, что нам еще и переплачивают. Вообще-то причина давно известно – наш главный строит себе пятиэтажный дом. Не на свою зарплату же, правда?
- Но ведь в коллективном договоре…
- А кто его читал? Коллективный договор у нас принимается теперь без коллектива - голосуют только депутаты от него, которых выбирает само начальство. Они и за дьявола проголосуют, понятно. Нас после тупо загоняют в кабинет старшего врача и заставляют подписывать его, не задавая вопросов.


- Кошмар какой-то… - признался я. – Ладно, пойдем дальше по статье? Вот, тут написано, что у вас не бывает госпитализаций по настоянию больного, если нет показаний. Ваш заведующий ответил категорически – нет.
- Юморист. А на деле – категорически да. Наш «заведующий» категорически заставляет принимать любые вызовы, даже самые абсурдные, и целовать каждую пьянь в попу, если пьянь того возжелает. У нас уже давно сложилась практика – вызвать бригаду, чтобы «пленку» снять, и легкие послушать, и в больницу отвезти, и температуру померить… Все это принимается и обслуживается безоговорочно. В связи с этим и задержки такие сумасшедшие. Тут у нас ввели недавно должность врача-консультанта при ЦДС – мол, для отфутболивания таких вот «левых» вызовов. Да только толку с этого ноль – сначала врачи честно пытались объяснить, что давление можно снизить таблеткой, температура 37,2 не повод для вызова бригады, в больницу на плановую госпитализацию можно вполне успешно доехать на такси – вызывающие слушали, после перезванивали тут же главврачу, а тот моментально давал указание – принимать вызов. Вот консультанты и угомонились – не враги же они себе.

- А с оборудованием как? Действительно, импортное?
- На реанимации и паре-тройке врачебных бригад – да. А на остальных – сами посмотрите.
Фельдшер встал, открыл передо мной дверь машины. Зрелище, конечно, было нелицеприятное – ржавчина на железных поверхностях, пол, покрытый драным линолеумом, сваленный в кучу инвентарь, жуткий свинцовый ящик с хирургией, подранный и обшарпанный, точно такой же кислородный ингалятор, кардиограф в грязной, чужой сумке, с штопанной белой ниткой, не раз выдранной, судя по всему, молнией, не работающий кран, болтающийся над умывальником, кресло с отломанными подлокотниками и отваливающимся, ничем не закрепленным сидением, допотопные гнутые-перегнутые шины Крамера и костыли в неопрятном матерчатом чехле, запиханные куда-то за сидение.
- Я в ужасе, если честно.
- А мы уже привыкли. Смущает другое – по телевизору все это тщательно замалчивается. Если «Скорую» показывают – то непременно бригаду реанимации, а поют, что это у всех так. Если комнату отдыха – так опять же…


- Кстати! – хлопнул себя по лбу я, листая статью. – Тут вот фотография комнаты отдыха шестнадцатой бригады есть.
- Не шестнадцатой, а двенадцатой, - усмехнулся мой собеседник, садясь и снова закуривая.  – То бишь – реанимации. Да, там все, как у белых людей – ремонт, балкончик для отдыха, кондиционер, телевизор нормальный. А в остальных все намного проще и скучнее.
- Ну а вот это вот? – я кивнул на строящееся здание слева от нас. – Новый корпус подстанции?
- Что вы! Это на нашей территории строится Ереванский кардиологический центр. Главный наш продал территорию уж почти год как назад. Нас со старой площадки выперли, таким вот образом, а тут, - фельдшер постучал ногой по бетону, - спешно соорудили новую. А тут, между прочим, был старый сад, деревьям которого было по 50 лет. Можно сказать, живой памятник ушедшим сотрудникам, которые их сажали, ухаживали. Да и глазам приятно было – выглянешь из комнаты отдыха, а под окном алыча, яблоня, сливы, хурма, виноград на балконах. Душа радовалась. Все это за неделю спилили, выкорчевали, залили бетоном и сделали новую стоянку. Правда, размерами она получилась меньше, чем предыдущая, поэтому в пересменку часть машин у нас все равно стоят на улице – просто не помещаются сюда. И наш главный дал интервью, помнится, что сделал для города дополнительную стоянку машин, что позволит увеличить эффективность работы. Умолчал только о том, что стало с основной. А люди поговаривают, что как только  кардиоцентр достроится, нас вообще отсюда турнут, чтобы под ногами не путались.
Я снова углубился в записи. Откровенно говоря, задавать вопросы уже не хотелось - каждый из них получал ответ, который все больше и больше давал рост моему разочарованию.
- Ну а вот, вопрос здесь о наказаниях? Вроде как у вас не наказывают за несписанный шприц, перчатки и так далее – нельзя, мол, людьми, раскидываться.
Фельдшер долго и громко смеялся, читая то, что я подчеркнул пальцем. Это уже красноречивее любых объяснений.
- Уважаемый, нас наказывают за ВСЕ. Абсолютно. Особенно в те месяцы, когда руководство все же удосуживается давать нам проценты – дабы часть их тут же отобрать обратно. Нас наказывают за расходки, небрежно написанные карты вызова, задержки вызовов, пререкания с больными, неявку на пятиминутки, опоздания на работу, стертую надпись на ампуле в сумке… продолжать?
- Не стоит, наверное. Уже все понятно? Скажите, ну а вы почему работаете тогда, в таких кабальных условиях?
- А куда мне деваться? – пожал плечами фельдшер. – Другого образования нет, идти учиться куда-то годы и средства не позволяют, торговать или в охрану – несолидно после «Скорой» как-то. Вот и терплю… все мы терпим, да ждем, когда нашего главного инфаркт неожиданно хватит.
- Кстати, а что же ваша конфликтная комиссия? От нее-то толк есть?
- Какая-какая комиссия? – искренне удивился мой собеседник.
Я показал ему строчки статьи:
 «Как у вас отрабатываются жалобы?
У нас есть конфликтная комиссия. Она создана профсоюзом - чтобы не я решал, кто прав а кто - виноват. Чтобы решение было объективным, в состав комиссии входят люди, выбранные работниками станции. Это не администраторы, это их же коллеги - пусть они разбираются и выносят решение. На основании решения комиссии выносится / не выносится взыскание».
- Господи, какая фантазия! Да отродясь у нас никакой комиссии не было. Все решения о наказании главный принимает единолично, и тут же приводит в исполнение. Нас только ставят перед фактом, когда заставляют расписываться в приказах. Наше согласие с этим или несогласие никого не интересует.
Мы помолчали.
- А это что? – спросил я, чтобы прервать затянувшуюся паузу, кивая на окна из стеклопластика, с задернутыми жалюзи, на первом этаже.
- Диспетчерская это, централизованная.
- А, так все же, хоть слово правды в его интервью есть?
Фельдшер перечитал.
- Ну, ее, допустим, соорудили совсем недавно, года еще нет, а статья, как я вижу, 2005-м датируется. Тогда централизованная диспетчерская существовала только в его фантазиях.
- Но, все же, это уже прогресс?
- Я вас умоляю! Прогресс! Это два шага назад!
- Не понял…
- Да что тут понимать? Раньше как было? Звонит человек на 03 и попадает сразу на диспетчера подстанции своего района – тот вызов принимает и бригаду посылает. Очевидный плюс - диспетчера местные, район хорошо знают, как куда проехать, где искать, на что ориентироваться. Город-то длинный – 150 километров вдоль моря, вглубь сёла еще километров на 20. Да и больных своих тоже изучили – к кому бригаду срочно, к кому и придержать можно, если на очередную температуру вызывает, а кого просто послать, потому что вызывает от нечего делать. А теперь вызовы с периферии наши диспетчера принимают, которые этих улиц и больных в глаза не видели, понятия не имеют ни об адресах, ни о контингенте. Вот и считайте – вызов теперь сначала попадает на Центр, потом его только передают на подстанцию. Лишнее время теряется, плюс к тому – никаких подробностей в карте вызова. Для периферических подстанций работа теперь сильно осложнилась. Только опять же, кто этим интересуется? В новостях вон говорили, что очередное достижение в нашей работе – централизованная диспетчерская.
Ожил селектор, крикнув на весь двор номер бригады.


- Все, вот и пообедали мы, - засмеялся фельдшер. Я посмотрел на часы – мы разговаривали двадцать минут.
- Вам дают так мало времени на обед?
- Нам его вообще не дают, коллега. Нет у нас ни обеда, ни туалета, ни сна. А теперь, с некоторых пор, и пересменки нет. Даже если ты уже смену сдаешь, все равно выгонят.


Мы еще немного поговорили – о стоматологическом кабинете, где бесплатно лечат зубы сотрудники (оказалось, небесплатно, да и закрыли его уже), об обеспечении медикаментами (на данный момент в аптеке станции не было феназепама, перчаток, разовых пакетов, баралгина и диклофенака), о правовой защите сотрудников (которой, как оказалось, просто не существует). После пришла врач, торопливо дожевывая что-то на ходу, хлопнули двери, и машина уехала на девятый по счету вызов. Я вспомнил, что не успел спросить имя-отчество главного врача, как собирался. Но теперь уже почему-то не хотелось этого делать.


Я повернулся и ушел с территории центральной подстанции «Скорой помощи» города Сочи, так и не побывав внутри. Храни вас бог, коллеги, если все у вас обстоит так, как рассказал этот фельдшер. А ему я почему-то верил, и верил гораздо больше, чем лживому интервью, данному хитрым начальником администратору сайта Фельдшер.ру четыре года назад.
 

Doc.E.Vars.






Комментировать
Чтобы оставлять комментарии, необходимо войти или зарегистрироваться