22.02.2020 1607

Моя карьера на "Скорой помощи"

Моя карьера на "Скорой помощи"
Тема "Скорой помощи" вдохновляла многих титанов пера на написание своих нетленных мемуаров.  




Москва, апрель 1986 года. Весна в самом разгаре. Примерно Пасха, но никто точно не знает, ибо все граждане страны-либо пионеры, либо комсомольцы, либо вообще кандидаты/члены КПСС. Но в Москве второй день стоит совершенно умопомрачительная погода! Хочется заорать во весь голос: "Весна! Весна-а!! ВЕЕЕСНААА!!!" Несмотря на непримиримую борьбу с пьянством и алкоголизмом, все москвичи и гости столицы пьяным-пьяны от этой-как первые 100 грамм после долгого перерыва- этой внезапно ворвавшейся в огромный город весны. 

А те, кто взаправду выпил- совсем потеряли голову. 

Столицу накрыло не только теплом и солнцем, но и массовой эпидемией весеннего безумия...

К тому же, в стране начиналась Перестройка!

Я - студент V курса мединститута, как и многие мои сокурсники подрабатывающий к "стипешке" фельдшером на "скорой помощи". Всего месяц прошёл, как меня взяли туда на 0.5 ставки. Я уже успешно закончил обязательную стажировку, ездя на вызова только с врачом, и теперь меня выпускают на самостоятельные вызовы в составе "фельдшерской бригады", которая состоит из одного меня. 

Карьера скоропомощника у меня как-то сразу не задалась. Первый самостоятельный выезд был куда-то в лабиринт Мосфильмовских улиц. Водитель плохо знал этот район, а я в нем вообще был в первый раз, поэтому мы порядком проколесили в поисках нужного дома. К моменту моего прибытия виновница вызова, женщина 76 лет, уже была биологически мертва минут 15... мне оставалось только принести искренние соболезнования родственникам и засвидетельствовать этот прискорбный факт. 

На втором самостийном дежурстве меня вызвали в огромный дом на Кутузовском, 26, в котором совсем недавно жили Брежнев и Андропов. Вызывал 80- летний пациент, военный пенсионер, которому стало "плохо с сердцем". С виду пенсионер не внушал никаких опасений, гемодинамика была стабильной, и я бодро порекомендовал ему нитраты пер ос. Через несколько часов он вызвал снова, и в этот раз диспетчера к нему уже отправили "кардиобригаду" в составе рыжего сухого кардиолога Ефимовича, по кличке "Эфимоза". Последний прибыл уже тогда, когда несчастный пенсионер тоже биологически скончался, установил "ОИМ" как причину смерти, и по возвращении на подстанцию прочёл мне небольшую ликбезовскую лекцию о линейной тактике в таких случаях. 

Как в старом еврейском анекдоте: "мама, ви будете смеяться, но Розочка тоже таки умерла..."

Это было моё третье самостоятельное дежурство, и уж сегодня, как мне казалось, всё пройдёт без сучка, без задоринки, хватит этих досадных ошибок, пора, наконец, показать всем, кто такой фельдшер zyablikov... Оптимизму мне добавила и разгулявшаяся погода с температурой воздуха +20 и более. Те 10 минут, что я шёл от Киевского вокзала до 4-й подстанции на 2-й Брянской улице, наполнили мои лёгкие такой лёгкостью, что я готов был взлететь, воспарить, взмыть, встрепенуться, воспрянуть, и даже вознестись... хотя последнее было как-то не по-комсомольски. 

                                                                                                       *   *   *

На подстанции царила такая же радостная обстановка. Все свободные водители высыпали из душных и сальных водилен на 1-м этаже, и все они теперь толпились на стоянке возле своих машин, курили, лениво пинали по шинам и обменивались солёными шофёрскими шуточками. "Свободные" фельдшера в расстёгнутых халатах курили у крыльца, блаженно щурясь на налившееся солнце. Между ними безбоязненно прыгали ошалевшие воробьи и суетливо семенили голуби, стуча клювами по тёплому пахучему асфальту. 

Окна диспетчерской на втором этаже были распахнуты настежь. Там, как всегда, сидели два или три старших фельдшера, принимающие и распределяющие вызова. Это были суровые курящие тётки лет 35-40, совершенные неандерталки на мой взгляд, всегда намазанные и накрашенные сверх меры, хрипло-сиплые, с "сиськами" и "ляжками", которые, по высказыванию Фридриха Энгельса, были "не только органом труда, но и продуктом его". Опытнее, прожженнее и вульгарнее особ, чем эти, я больше нигде не встречал. Они разговаривали по телефону и перебрасывались с водителями солёными линейными шуточками, которые по солёности намного превосходили шофёрские. 

Атмосфера этого невероятного праздника жизни оглушила меня совершенно. Я остановился поздороваться с курившими фельдшерами, среди которых были два или три моих однокурсника, заговорив с ними о чем- то, поэтому не сразу услышал, как диспетчерша сипло орёт на меня сверху:

- zyablikov, з...л ты там трепаться! Пришёл работать, так работай, б...- вызов уже тебе! Женщина, 27 лет, острые боли в животе, с улицы, Смоленская площадь, напротив Гастронома, на нашей стороне Садового...

Таким образом, на раскачку времени не было. Усилием воли обломав себе спровоцированные острым приступом весны крылья, я ринулся на 2-й этаж, мигом переоделся, получил под роспись наркотики, рацию и тонометр, схватил ближайшую дежурную укладку и побежал отыскивать своего водителя. 

Напротив Гастронома на Смоленке, в равнодушной толпе, от острых болей в животе мучилась молодая женщина, и только я, zyablikov, мог ей помочь!!

- Куда едем? Где? Смоленка? Уличная?- осклабился водитель Аскарсаидов, по кличке "Аскарида". -Понятно... ща вылечим! Садись, студент! 

"Какая она тебе "уличная"?- возмущённо подумал я, садясь рядом с этим примитивным, всегда пахнущим бензином существом.- Уличные все в мире капитала! В Лос-Анджелесе, в фильме "Новые центурионы", который я смотрел в глубоком детстве. Там двое полицейских, старый и молодой,  патрулируют ночной город, по пути сгребая с центральных улиц циничных чернокожих проституток и набивая ими свой "воронок". 

Я смотрел этот фильм "Дети до 16 не допускаются" в очень нежном возрасте, тайком от родителей, и полицейская машина, полная пьяных чернокожих проституток, глубоко тогда поразила моё пионерское сознание... 

Аскарида резко тронул наш белоснежный храм здоровья с места, и погнал вверх. Перестройка ещё толком не началась, но ветер перемен дул тогда изо всех щелей, и публика на улицах столицы начала резко меняться. В двух шагах находился Арбат, который только что превратили в пешеходное непонятно что, сплошное гулялово хрен пойми кого- сугубый паноптикум "неформалов" и провинциалов. Оттуда этот паноптикум растекался по прилежащим улицам...

Что ж, суматоха и бред весенней Москвы за окнами сразу же пришпорили моего водителя, и мы в мгновение ока миновали остаток Кутузовского проспекта, пулей проскочили Бородинский мост, словно вдоль по Питерской-Питерской промчались сквозь Смоленский проезд, у МИДа резко, пронзительно скрипнув,  повернули налево и оказались на месте. 

                                                                                               *   *   *

Там, у телефонной будки стояли три девушки, необыкновенно и нарядно одетые. Кто они были, так и осталось неизвестным, но выглядели они как провинциалки, впервые вышедшие на московские улицы. Тогда как раз в разгаре была первая, ещё советская волна миграции "по лимиту", и тысячи девушек устремились в столицу из своих постылых урюпинсков. Презренная каста "лимитА" становилась в Москве всё многочисленнее с каждым днём, берясь за выполнение самых  грязных и малооплачиваемых работ, живя в многочисленных "общагах типа притонов", многие из которых располагались теперь в арбатских переулках.

Общее состояние у этих троих её ярких представительниц, похоже, было удовлетворительным, никто не лежал распростёртым на тротуаре, никого не рвало "кофейной гущей", и даже просто не рвало, нигде не было следов мелены, и мне стало немного досадно, что я так торопился- в любом случае, ситуация была "не кричащая". 

Я спросил, что случилось, кто вызывал "скорую". Оказалось, что "вот той девушке" "вдруг скрутило желудок" на фоне полного здоровья, поэтому остальные две тут же позвонили в "03" прямо из этого автомата. "Вот та девушка" была высокой, заметной гражданкой в зелёной приталенной блузе с ремнём и жабо, с огромным отложным воротником и в чёрной обтягивающей юбке. Из-под низко уложенной "химии" высотой со здание МИДа на меня сверкали большие чёрные глаза "с поволокой", которую я по неопытности расценил, как страдание. На её широких скулах и полных щеках ярко горели румяна, которые для медицинского студента выглядели вполне себе "лихорадочным румянцем". 

Мимо нас взад и вперёд валили жизнерадостные москвичи и гости столицы, по проезжей части потоком шуршали машины, поэтому я попросил интересную пациентку взойти в салон "скорой", что она и выполнила несколько атактично. Я влез следом и ощутил запах алкоголя из- под дешёвого парфюма- э, да вся эта расфуфыренная компания была пьяна, хотя шёл всего пятый час вечера. Аскарида открыл окно и обратился к двум другим девушкам: откуда такие красивые нарисовались.

Красивыми они были разве что на шофёрский вкус, поэтому я приступил к оказанию "скорой" помощи:

- Что болит? Где?- спросил я как можно строже. Пациентка показала на область эпигастрия. Я тут же уложил её на носилки, без разговоров расстегнул зелёный, как крокодил, лакированный ремень с огромной фигурной пряжкой, довольно бесцеремонно задрал блузку и пропальпировал колышащийся живот. От моей пальпации "блузка" задышала чаще и глубже, закатив свои прекрасные чёрные глаза, но я остался бесчувствен, как полено. Убедившись, что передняя брюшная стенка мягкая во всех отделах и активно участвует в акте дыхания, разве что имеется локальная боль в правом мезогастрии при глубокой пальпации последнего, я объявил, что ничего страшного, имеются спазмы тонкого кишечника на почве погрешности в диете, сейчас сделаю спазмолитический укол, и всё пройдёт...

- В попу? В попу будет укол?- больная, получив утвердительный ответ, немедленно расстегнула юбку, повернулась на живот и с готовностью обнажила пышные белые ягодицы гораздо больше, чем полагалось для внутримышечной инъекции. Я сосредоточенно открыл укладку, нашёл ампулу но-шпы и ампулу папаверина, полез в отделение для шприцов- и похолодел от ужаса. 

Стерильных шприцов в крафт-пакетах не было! 

Шприцы нужно было получать отдельно в стерилизационной, и лично укладывать их в укладку. Торопясь спасать женщину, 27 лет, я совершенно забыл захватить средства производства! 

Можно было, конечно, набить самому себе морду, но ситуацию бы это точно не исправило, а решать на "скорой"надо быстро. В чём, в чём, а в быстроте принятия решений в 21 год со мной было трудно сравниться, поэтому я убрал ампулы, закрыл укладку и обратился к пациентке, которая так и лежала кверху ягодицами в предвкушении целительного укола:

- Слышь, тут такое дело- я шприцы на подстанции забыл. Ты лежи, мы быстро съездим, я возьму шприцы, сделаю тебе укол прямо тут, в машине, и всё, свободна. Тут рядом совсем, вон, за Киевским, до метро два шага... 

Разомлевшая пациентка нехотя подняла голову и снова обожгла меня своим глубоким, полным скрытой муки, взглядом. 

- Так будет мне укол, или нет?

- Будет, будет, через пять минут. Слышь, Вася,- это водителю, я шприцы забыл на подстанции. Давай сейчас быстро вези нас обратно- эта подруга полежит в машине, я сбегаю, принесу шприцы, сделаю ей укол, и всё, все свободны и занимаются своими делами!

Аскарида был полностью поглощён разговором с двумя другими девушками, поэтому не сразу понял, о чём я. Я было начал выбираться из душного нагретого салона "скорой", чтобы занять своё место рядом с ним, но меня остановила "блузка", или, точнее, "глазки". Этот мучительный прямой взгляд начал действовать мне на нервы.

"Мужчина ты или дерьмо на палочке?!"- спрашивал этот взгляд.  

Игнорировать его было совершенно невозможно.

- Так мы что, в больницу поедем?

Я задержался обьяснить, что не в больницу, а на подстанцию, так как там остались шприцы, я их быстренько возьму, пока она полежит в машине, и сделаю укол, и всё, она свободна! А подстанция тут рядом совсем, через Москва-реку, возле Киевского вокзала!

Гипнотизируемый взглядом своей пациентки, я совсем забыл про "группу поддержки" из двух её подруг, которые вовсю флиртовали с моим водителем, под парами алкоголя и проникающей радиацией московской весны. 

Пока я объяснял этой глазастой немосквичке свой план, до Аскариды дошёл мой приказ, и он усадил рядом с собой на моё место самую расфуфыренную герлуху из этой троицы, а третья залезла к нам в салон и шлепнулась задом на ближайшее к шофёру сиденье. Она тут же открыла форточку в кабину и влезла туда по плечи, не желая оставлять подругу наедине с Аскаридой. Мне ничего не оставалось, как сесть на заднее и сохранять спокойствие- через пять минут я избавлюсь от этой шумной и пьяной компании непонятных девиц под 30...

Поехали обратно. До меня вдруг дошло, что машина "Скорой помощи" в центре Москвы с разодетой и накрашенной девкой на переднем сидении, к тому же пьяной, выглядит, по меньшей мере, диковинно. Но тут было совсем рядом, пара километров от силы-доедем, никто и не заметит!

Аскарида, сволочь, ехал на подстанцию гораздо медленнее, чем на вызов, больная продолжала с упорством, закусив нижнюю губу, мучительно смотреть на меня с носилок, я старался смотреть вперёд, но спереди я видел только увесистый зад третьей девицы, влезшей в кабину уже с локтями. Душный салон нашей  "скорой" наполнился винными парами и их дурацким парфюмом, мне становилось всё тоскливее и неуютнее, и я сидел, как на углях. 

                                                                                                 *   *   *

Наконец, приехали. Оставив Аскариду и девушек в машине, я стремглав бросился на второй этаж, в стерилизационную, взять, наконец, эти проклятые шприцы, всадить поглубже но-шпу в эту толстую ягодицу, и избавиться, наконец, от назойливых пассажирок. 

Не обращая ни на кого внимания, я жадно схватил с лотка несколько бумажных пакетов со шприцами и побежал назад, но у диспетчерской был властно остановлен одной из диспетчерш. 

- zyablikov! Это что такое, ты, б..., совсем о...л, твою мать?!

- Да вот, шприцы забыл,- с неудовольствием ответил я. - Торопился сильно... больше не буду, пустите, мне укол ей надо сделать!!

- Ты кого сюда привёз, дебил?! Мы тебя за блядьми посылали, или на вызов?!

- Каких ещё блядей?- не понял я.- Там у девушки кишечная колика, я ей сейчас спазмолитик сделаю, и поеду на следующий вызов... шприцы забыл взять с собой, виноват, больше не буду! ну дайте же пройти...

Прорвавшись мимо этой пышущей гневом особы, я сыпанул вниз по лестнице, едва не сбив с ног только что приехавшую с вызова бригаду, и хотел броситься к своей машине, но внезапно остановился в довольно густой толпе "свободных"  врачей и фельдшеров, скопившихся у крыльца. Все они жадно наблюдали развернувшуюся сцену.

Как я уже писал, окна диспетчерской в этот оглушительно- весенний день были настежь распахнуты, и весь двор подстанции лежал под орлиным взором сих вульгарно-прожжённых тёток, как на ладони. Узрев две "химические" головы в кабине вернувшейся с вызова машины, тётки тут же негодующе заорали хором, приняв тех за девушек лёгкого поведения. 

- Аскарсаидов!! Вы что с zyablikovым творите?! Немедленно убери этих поблядушек с подстанции!!!

Аскарида, струсив объясняться с начальством, немедленно покинул кабину транспортного средства и смешался с толпой водителей; оттуда раздался мужской животный хохот. Зато на раскрашенных лицах пассажирок немедленно появилось выражение смертельно оскорблённого человеческого достоинства.

- Как... как вы нас сейчас назвали?!

Обе моментально выбрались из машины, и подбоченившись, стали напротив окна диспетчерской.

- Кто тебе тут "поблядушки"... э, слышь, коза драная?

- На себя, н..., посмотри! В таком виде по улицам ходишь!

- Это ты, старая п... на кого похожа? Расселась тут!

- Понаехали хрен знает откуда и ещё права качают!

- Повыступай мне тут! Не к тебе домой понаехали!

- Что понапялили на себя? Думаете, что вас, таких, кто-нибудь е...ь станет?!

- Это тебя, пенсионерка, е...ть некому! А мы найдём себе, как два пальца обоссать!

Перепалка между двором и диспетчерской шла пока "две на две", и по принципу "слово за слово". Но тут из салона машины показалась моя глазастая пациентка. Услышав, что происходит, она торопливо привела свои одежды в порядок и поспешила на подмогу к товаркам. Из всех трёх девушек она была самая рослая и внушительная, к тому же на каблуках, и обладала не только гипнотизирующим взглядом, но и могучим голосом. Такого отборного мат-перемата на нашей видавшей виды подстанции слышать ещё не приходилось!

Я спохватился, побежал, схватил глазастую за руку и потащил в машину- пошли, сделаю тебе укол в попу- но она посмотрела на меня, как будто в первый раз увидела, вырвала руку и продолжила поливать наших диспетчерш. К ним поспешила третья, которая останавливала меня в коридоре, и теперь силы уравнялись. Шесть базарных баб громко лаялись насмерть, и только расстояние мешало им вцепиться друг дружке в волосы...

Вызова никто не принимал, работа подстанции была парализована, все свободные от вызовов сбежались на зрелище. Я в отчаянии столбом стоял со шприцами, и со всех сторон меня спрашивали:

- Откуда привёз таких, zyablikov?

- Ну даёшь! Мужик!

- А что только троих? На всех надо было привозить!

- Этих троих нам всех, кажись, хватит...

Наконец, решительно вмешался старший врач, он решительно захлопнул окно и тем отрезал диспетчерш от их обидчиц. Те остались во дворе победительницами, и вскоре смешались с шоферюгами- уходить из такого лакомого места, как подстанция "скорой помощи", никто из них не собирался... 

Меня вызвали "на ковёр" к старшему врачу. Я призвал на помощь всю свою комсомольскую искренность, объясняя ситуацию ему и этим троим злющим мегерам- диспетчершам. На мою бедную голову посыпались проклятия:

- Лучше бы ты, идя к бабе, свой х... дома забыл!

- Какой н...й укол, надо было дать попить новокаина, и хватит!

- Так, сам их привёз, сам и увози!

Я стоял с таким невинно-убитым видом, что от меня вскоре отстали- что с дурака возьмёшь, кроме анализов...

Подстанция весело гудела, обсуждая случившееся. 

От старшего врача потребовались титанические усилия, чтобы вернуть коллектив в рабочее состояние.

За время суматохи накопились непринятые вызова, и теперь подстанция заработала в аварийном режиме. Очень скоро почти никого не осталось- все бригады разъехались, имея по два и даже три вызова. Нас с Аскаридой услали на нон- стоп, чтоб "ноги нашей тут до утра не было!" Несколько часов подряд мы возили исключительно пьяных- пьяных в коме, пьяных блюющих, пьяных буянящих, пьяных обоссанных, пьяных битых... несмотря на продолжающуюся уже год борьбу с пьянством, этот порок только усиливался, приобретая самые злокачественные и фантастические формы. 

Мегеры- диспетчерши садистски знали своё дело... 

Уже давно стемнело, когда мы, наконец, вернулись на подстанцию. Я надеялся, что треклятая троица ушла, но их пригрели водители в своих водильнях при гаражах на первом этаже. Что именно там происходило, так и осталось неизвестным, надо думать, что вечер у троих гостий Москвы удался, как нельзя лучше. 

Я сделался героем дня и вообще героем подстанции, как в известной одесской песне:

там были девочки- Маруся, Тоня, Рая,

и с ними вместе- Васька-шмаровоз!

Слава обо мне ещё долго гремела, обрастая всё новыми подробностями, и через две недели я превратился в человека- легенду, способного достать самых лучших блядей в неограниченном количестве в любое время суток...

                                                                                                            *   *   *

Виновата в случившемся была, конечно, эта сумасшедшая весна 1986 года. Она лишала советских людей разума не только в Москве- всего через несколько дней грохнул реактор на Чернобыльской АЭС, положив начало отсчёта до краха СССР. 

Я довольно часто, несколько раз в году, бываю возле 4-й подстанции. Там внешне всё выглядит так же, как и 30 лет назад- все так же стоят машины "скорой помощи", всё так же водители лениво перебрасываются солёными шофёрскими шуточками и пинают скаты, всё так же курят у крыльца фельдшера, а в окне диспетчерской сидят перезрелые тётки. Изменились марки и цвета амбулансов, на стафе теперь синие дутые комбинезоны с серебряными полосками. Зайти на территорию я, конечно, не решаюсь, просто стою, нюхая незабываемый запах той далёкой весны, и слышу истошную женскую ругань...

Автор  zyablikov






Комментировать
Чтобы оставлять комментарии, необходимо войти или зарегистрироваться